Народ узнаёт ее и встречает громкими криками.
Как вовремя появляется она, эта прекрасная Теруань, в своем алом одеянии перед кровавым праздником завтрашнего дня!
Вечером того же дня королева видит, как она скачет верхом на коне вдоль террасы Фейянов, устремляясь с площади Бастилии на Елисейские поля, с народного сборища на патриотический банкет.
Из мансард Тюильри, куда, заслышав крики, поднялась королева, она видит накрытые столы; вино течет рекой, звучат патриотические песни, и, поднимая тосты за Собрание, за Жиронду, за свободу, сотрапезники грозят Тюильри кулаками.
Актер Дюгазон распевает куплеты, высмеивающие короля и королеву, и те, сидя во дворце, могут слышать, как каждый припев сопровождается дружными аплодисментами.
Кто же эти сотрапезники?
Федераты из Марселя, которых привел Барбару; они прибыли накануне.
Восемнадцатого июня в Париж вошло десятое августа!
XV
ДВАДЦАТОЕ ИЮНЯ
В июне солнце встает рано.
В пять часов утра уже были подняты батальоны.
На этот раз восстание было хорошо подготовлено; оно принимало вид иноземного вторжения.
Толпа признавала командиров, подчинялась их приказаниям; каждый отряд занимал отведенное ему место, не нарушал строя, имел свое знамя.
Сантер сидел верхом на коне в окружении штаба, состоявшего из жителей предместья.
Бийо с ним не расставался; можно было подумать, что он исполняет чью-то волю, приглядывая за Сантером.
Восставшие разделялись на три отряда:
Сантер командовал первым из них;
Сент-Юрюж — вторым;
Теруань де Мерикур — третьим.
К одиннадцати часам утра по приказу, доставленному каким-то незнакомцем, огромная толпа двинулась в путь.
В минуту отправления с площади Бастилии она состояла примерно из двадцати тысяч человек.
Войско это представляло собой мрачное, странное, устрашающее зрелище!
Отряд под командованием Сантера был более других похож на регулярную армию; в нем было немало людей в форме, вооруженных ружьями и штыками.
А вот два других были поистине народной армией: люди были в лохмотьях, бледные, изможденные; четыре года недоедания и дороговизны хлеба, и из этих четырех лет три приходились на революции!
Вот из какой бездны явилось это войско.
У него не было ни военной формы, ни ружей; драные куртки, изорванные рубашки, странное оружие, которое люди хватали в приступе гнева, повинуясь первому движению души: пики, вертелы, затупившиеся копья, сабли без эфесов; ножи, привязанные в длинным палкам, плотницкие топоры, строительные молотки, сапожные резаки.
Вместо знамен они несли виселицу с болтавшейся на веревке куклой, олицетворявшей собой королеву; бычью голову с рогами, к которым был привязан непристойный девиз; телячье сердце, насаженное на вертел с табличкой: «Сердце аристократа!»
Были у них и флаги с такими надписями:
«Принятие декрета или смерть!»
«Вернуть министров-патриотов!»
«Трепещи, тиран! Твой час настал!»
На углу улицы Сент-Антуан войско разделилось.
Сантер и его национальная гвардия отправились вдоль бульвара. На Сантере был мундир командира батальона. Сент-Юрюж в костюме рыночного грузчика верхом на покрытой попоной лошади, подведенной незнакомым конюхом, и Теруань де Мерикур, возлежавшая на лафете пушки, которую тащили несколько человек с засученными рукавами, двинулись по улице Сент-Антуан.
Они должны были, миновав Вандомскую площадь, соединиться у монастыря фейянов.
Войско три часа двигалось через город, увлекая за собой население кварталов, где оно проходило.
Оно было похоже на горный поток, который, набухая, ревет и пенится.
Войско разрасталось на каждом перекрестке; на каждом углу улицы оно вспенивалось.
Люди шли молча; правда, время от времени они неожиданно нарушали тишину, разражаясь оглушительными криками или запевая знаменитую песню «Дело пойдет!» 1790 года; песня эта постепенно менялась, превращаясь из бодрящего марша в угрожающий гимн; наконец после пения раздавались крики: «Да здравствует нация!», «Да здравствуют санкюлоты!», «Долой господина и госпожу Вето!»
Задолго до того как показывалась голова колонны, приближение огромной толпы угадывалось по гулу, напоминавшему шум прилива; потом все отчетливей становились пение, крики, ропот, напоминавший завывание бури.
Прибыв на Вандомскую площадь, отряд Сантера, несший тополь, который намеревались высадить на террасе Фейянов, наткнулся на пост солдат национальной гвардии, преградивший ему путь; не было ничего проще, как растоптать этот пост, но нет — народ готовился к празднику, он хотел повеселиться, посмеяться, попугать господина и госпожу Вето: он не хотел убивать. Несшие дерево оставили мысль посадить его на террасе и пошли в соседний двор капуцинок.
В Собрании уже около часу слышали весь этот шум, как вдруг уполномоченные толпы явились требовать для тех, кого они представляли, оказать им милость и разрешить торжественно пройти перед Собранием.
Верньо поддержал это требование, но при этом предложил отправить шестьдесят депутатов на защиту дворца.
Они, жирондисты, тоже не прочь были попугать короля и королеву, но не хотели причинять им зла.
Кто-то из фейянов отверг предложение Верньо, заметив, что такая мера предосторожности была бы оскорбительна для парижан.
Может быть, этот человек в глубине души надеялся на преступление, скрывая свою надежду под показным доверием к парижанам?
Разрешение было дано; народ из предместий пройдет с оружием через зал.
Двери сейчас же распахиваются и пропускают тридцать тысяч человек, подписавших петицию. Шествие открывается в полдень, а заканчивается лишь к трем часам.
Толпа добилась исполнения половины своих требований; она прошла перед членами Собрания, она прочитала свою петицию; ей остается лишь отправиться к королю с требованием утвердить декрет.
После того как депутацию приняло Собрание, как может не принять ее король? Уж, конечно, король не более знатный вельможа, чем председатель Собрания, потому что, когда король приходит к нему, он не только садится в такое же кресло, как у председателя, но сидит по левую руку от него!
Вот почему король приказал передать, что он примет петицию, которую должны будут представить двадцать человек.
Народ и не собирался входить в Тюильри: он рассчитывал на то, что к королю отправятся лишь его представители, а все остальные пройдут под окнами.
