— Видите предателя? Он прячет записку в карман; он хочет сбежать вместе со своей запиской… Задержим его! Этот документ послужит для его разоблачения.
Услышав эти крики, Дюмурье, не успевший еще сделать ни шагу по направлении к двери, вынул записку из кармана и передал ее секретарю.
Секретарь схватил документ, поискал глазами подпись и заметил:
— Господа! Записка не подписана!
— Пусть подпишет! Пусть подпишет! — послышалось со всех сторон.
— Я и намеревался это сделать, — заметил Дюмурье. — Записка составлена достаточно добросовестно, чтобы я без колебаний поставил под ней свою подпись. Подайте мне перо и чернила.
Обмакнув перо в чернила, секретарь протянул его Дюмурье.
Тот поставил ногу на одну из ступеней трибуны и подписал памятную записку, положив ее себе на колено.
Секретарь хотел было забрать у него документ, однако Дюмурье отстранил его руку, пошел к столу и положил туда свою записку. Затем он, не спеша, часто останавливаясь, прошел через весь зал и вышел в дверь, находившуюся под скамьями левого крыла.
В противоположность тому, как он был освистан при своем появлении, теперь он шел в полной тишине; зрители оставили трибуны и бросились в коридор, провожая человека, только что бросившего вызов Собранию. У входа в Клуб фейянов он оказался в окружении трехсот или четырехсот человек, взиравших на него не столько с ненавистью, сколько с любопытством, словно предчувствуя, что три месяца спустя он спасет Францию в битве при Вальми.
Несколько депутатов-роялистов один за другим покинули зал заседаний и поспешили к Дюмурье; у них не оставалось более сомнений в том, что генерал — их сторонник. Именно это и предвидел Дюмурье: потому он и вырвал у короля обещание утвердить оба последних декрета.
— Ну, генерал, — сказал один из них, — и расшумелись они там, прямо как в преисподней!
— Это неудивительно, — ответил Дюмурье, — ведь их, должно быть, создал сам сатана!
— А вы знаете, — начал другой, — Собрание обсуждает вопрос о том, чтобы отправить вас в Орлеан и там устроить над вами суд?
— Отлично! — отозвался Дюмурье. — Мне давно нужен отдых: в Орлеане я буду принимать ванны, попивать молочную сыворотку — одним словом, отдохну.
— Генерал! — выкрикнул третий. — Они только что постановили опубликовать вашу памятную записку.
— Тем лучше! Эта их оплошность привлечет на мою сторону всех беспристрастных людей.
Так в окружении этих господ, обмениваясь с ними репликами, он и прибыл во дворец.
Король оказал ему чудесный прием: Дюмурье был полностью скомпрометирован.
Было назначено заседание совета министров в новом составе.
Отправив в отставку Сервана, Ролана и Клавьера, Дюмурье должен был позаботиться о замене.
На пост министра внутренних дел он предложил Мурга из Монпелье, протестанта, члена многих академий, бывшего фейяна, ныне покинувшего клуб.
Король дал свое согласие.
Министром иностранных дел он предложил назначить Мольда, Семонвиля или Найяка.
Король остановил свой выбор на Найяке.
Портфель министра финансов он предложил отдать Верженну, племяннику прежнего министра.
Верженн как нельзя более устраивал короля, и он сейчас же приказал за ним послать; тот рассыпался в выражениях преданности, но все-таки отказался.
Тогда было решено, что министр внутренних дел временно возьмет на себя и министерство финансов, а Дюмурье, также временно — в ожидании Найяка, отсутствовавшего в те дни в Париже, — позаботится о министерстве иностранных дел.
Однако, выйдя от короля, четыре министра, не скрывавшие от себя сложности положения, условились: если король, добившись отставки Сервана, Клавьера и Ролана, не сдержит обещания, ценой которого и была организована эта отставка, они также откажутся работать.
Как мы уже сказали, было назначено заседание совета министров в новом составе.
Королю было известно о том, что произошло в Собрании; он с удовлетворением отметил выдержку Дюмурье, немедленно утвердил декрет о лагере для двадцати тысяч человек, а утверждение декрета о священнослужителях отложил на следующий день.
Он объяснил это неспокойной совестью — ее тяжесть, по его словам, должен был снять его исповедник.
Министры переглянулись: в их души закралось первое сомнение.
Однако по здравом размышлении можно было предположить, что робкому королю необходимо было время, чтобы собраться с духом.
На следующий день министры вернулись к этому вопросу.
Однако ночь сделала свое дело: если не совесть, то воля короля укрепилась — он объявил, что принял решение наложить на декрет вето.
Все четыре министра один за другим — первым начал Дюмурье — говорили с королем почтительно, но твердо.
Король слушал их, прикрыв глаза с видом человека, принявшего окончательное решение.
И действительно, когда они высказались, король объявил:
— Господа! Я написал письмо председателю Собрания, в котором сообщил ему о своем решении; один из вас скрепит его своей подписью, после чего вы вчетвером отнесете его в Собрание.
Это приказание было вполне в духе старого порядка, однако оно не могло не резать слух министрам конституционным, то есть сознающим свою ответственность перед государством.
— Государь, — спросил Дюмурье, взглянув на своих коллег и получив их молчаливое одобрение. — Вам ничего больше не угодно нам приказать?
— Нет, — отозвался король.
Он удалился.
Министры остались и, посовещавшись, решили просить аудиенции на завтра.
Они условились не вступать ни в какие объяснения, а просто всем вместе подать в отставку.
Дюмурье возвратился к себе. Королю почти удалось провести его, тонкого политика, хитрого дипломата, не только отважного генерала, но и мастера интриги!
Дома Дюмурье ждали три записки от разных лиц, сообщавших ему о сборищах в Сент-Антуанском предместье и о тайных совещаниях у Сантера.
Он тотчас написал королю, чтобы предупредить его об этих сообщениях.
Час спустя он получил записку без подписи и узнал почерк короля; тот писал:
«Не думайте, сударь, что меня удастся запугать угрозами: мое решение принято».
Дюмурье схватил перо и написал следующее:
«Государь, Вы плохо обо мне думаете, если считаете меня способным пустить в ход подобное средство. Я и мои коллеги имели честь написать Вашему Величеству письмо с просьбой милостиво дать нам аудиенцию завтра в десять часов утра; а пока нижайше прошу Ваше Величество выбрать мне преемника, который мог бы сменить меня не позднее чем через сутки, учитывая неотложность дел военного ведомства; прошу принять мою отставку».
