ярился на него, потому что он слишком сблизился с Розой.
– Кто тебе это сказал? – Рой покачал головой. – Айк? Вот не может держать язык за зубами!
– Не вини Айка. Он тебе друг.
Первая смена продолжала покидать фабрику. С судками для еды, в платках на шее или на голове, рабочие неторопливо шли в сторону главной улицы.
– Я заметил, что Хаммер и Роза проводили много времени вместе. Весь последний месяц ее жизни, – сказал Рой.
Вечерняя влажность усиливалась, и пребывание у воды нимало не помогало. Я чувствовала, что мне нечем дышать.
Рой посмотрел вдаль, на озеро Мичиган.
– В последние три месяца она от меня отдалилась, будто я сделал что-то не то. Я так и не понял, что именно.
Я промокнула лоб носовым платком, на котором остались пятна от тонального крема.
– А что, в этом есть смысл, – произнес Рой, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. – Она от кого-то забеременела. Вот почему она не хотела иметь со мной никаких дел. И вот почему она бросилась под поезд.
– Я не считаю, что Роза покончила с собой. – Я должна была пресекать подобные разговоры. Если это станет общепринятым мнением, никто не поверит, что ее толкнули под поезд. – А ты что, правда думаешь, что она могла?
– Любая нисейка, забеременевшая вне брака, обдумала бы что-то такое. Отчаяние толкает на отчаянные поступки.
Любая? Разве Роза “любая”?
– Мы ехали к ней в Чикаго. Она сняла квартиру для нас. Она нас ждала!
Но Рой больше меня не слушал. Он нашел ответ на вопрос, почему Роза его игнорировала. Только это его интересовало. Правды о ее смерти он знать не хотел.
Свежая толпа нисеев, хакудзинов и чернокожих энергично двинулась ко входу на фабрику.
– Мне нужно пойти забрать вещи, – сказал Рой. – Подождешь меня?
Я покачала головой, извинившись тем, что опаздываю на другую встречу. Я была так расстроена, так разочарована в Рое. Он думал только о себе.
Я доковыляла до тротуара, по которому работники кондитерской фабрики валом валили к станции метро. Квартал-другой на восток простирались промышленные территории, но потом район сделался довольно шикарным. Впереди замаячило внушительное здание редакции “Трибьюн”, заставлявшее чувствовать себя еще мельче и незначительней. Я разогналась и шла в толпе быстрым шагом, обгоняла людей, протискивалась между ними и порой по проезжей части обходила припаркованные машины.
Не сразу я поняла, что впереди меня идет Мардж с той тощей товаркой, с которой они спорили на погрузочной площадке. Обе несли в руках одинаковые холщовые сумки.
Разобрать хорошенько, о чем толковала Мардж, я не могла. Только печальные вздохи и отдельные слова: “всем наплевать”, “опасно” и “полиция”. Прислушиваясь изо всех сил, примерно через квартал я шумно запнулась о трещину в тротуаре, так что обе они обернулись.
– Что это ты делаешь? Следишь за нами? – проскрипела Мардж.
Сила ее эмоций удивила меня больше, чем обвинение. Она сердито наморщила лоб.
– Я не понимаю, что с вами всеми не так, Ито.
Я онемела от изумления. Что мы такого сделали, что Мардж злится на нас?
– Твоя сестра была ужасным человеком. Кувыркалась с тем типом из агентства, докладывала ему про нас. Шпионила, всюду совала свой нос, вынюхивала, высматривала – и, вижу, теперь ты заняла ее место.
Тощая схватила Мардж за руку, и сначала я подумала, что она пытается подругу угомонить, но потом поняла, что она прикрывается ею, как щитом, загораживается от меня.
Однако Мардж сказала еще не все.
– Именно из-за таких, как вы, Ито, моего отца заслали в Санта-Фе. Старика, который тридцать лет преподавал дзюдо. Что это за преступление?
Теперь уж я обязана была ответить. Назвать человека ину, доносчиком, было самым страшным обвинением, которое иссей или нисей могли выдвинуть друг против друга.
– Мы бы никогда так не поступили. Роза не стала бы этого делать, и я бы тоже не стала. Нам и в голову не могло прийти что-то подобное.
Мои слова не произвели на Мардж никакого эффекта. Ей требовалось выплеснуть весь свой яростный гнев.
– Кое-кто говорит, что Роза сама нарвалась на этот несчастный случай. А я говорю, что это бачи, справедливое возмездие. Что посеешь, то и пожнешь.
Мардж развернулась, обхватила свою тощую подругу за талию, и они в ногу зашагали к метро.
Глава 14
Когда я впервые увидела, как в Чикаго идет снег, он казался таким прекрасным и тихим. Совсем не похоже на Манзанар, где редко, но налетают краткие вьюги, и снег лежит всего день или два. Но в последнее время он кажется мне какой-то скользкой тюрьмой.
Обвинение Мардж в том, что Роза была доносчицей, и я тоже такая, пылало у меня в мозгу, пока я, покачиваясь, старалась устоять на ногах, в то время как метропоезд мчался к станции “Кларк и Дивижн”. То, что подобный слух последовал за Розой в Чикаго, было до чрезвычайности неприятно главным образом потому, что накрылась моя надежда, что тут мы сможем начать все с нуля. Нет, прошлое хватало за пятки, и в глубине души я отдавала себе отчет, что была излишне оптимистична, как и наш отец поначалу.
На своей остановке я вышла и направилась на юго-запад, к дому. Знакомая фигура вошла в наш подъезд. Я успела заметить лишь профиль, жидкие светлые прядки и плечи, ссутуленные, может, из-за того, что он все пишет да пишет.
Поднялась по лестнице на этаж Харриет. Приложила ухо к ее двери – и снова услышала вполголоса разговор. Я бы поклялась, что узнала монотонный ритм речей Дугласа, одну и ту же мелодию, снова и снова.
Постучалась.
Шепот, затем звук удаляющихся шагов. Скрип петель внутренней двери. И только потом отозвалась, чуть запыхавшись, Харриет.
– Кто там?
– Это Аки, – объявила я. – Я знаю, что он там, Харриет.
– О чем это вы?
– Мне нужно поговорить с Дугласом.
Установилось молчание – может, всего лишь на несколько секунд, но мне оно показалось ужасно долгим. Потом Харриет, должно быть, решила, что, шикатаганай, от меня не отвяжешься. Она знала, что я упряма, что я не сдамся, ничего не поделаешь и придется открыть.
Квартирка была крошечной – одна комната с кухонным уголком и ванной, там насилу хватало места для узкой кровати. Желтенькая ситцевая занавеска над большим открытым окном никак не мешала лучам заходящего солнца проникать внутрь. Каким-то чудом Харриет удалось сделать это убогое жилище светлым и жизнерадостным. Ничего не скажу, это произвело впечатление.
Дверь туалета отворилась со скрипом, и оттуда вышел
