Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Успокоившись за Клавдию, он отправился дальше, в свой обычный ежедневный поход по цехам. Клавдия зажала в патрон следующую отливку.
И вот в такой совсем неподходящий момент к ней подошел Чижов. Он увидел ее раскрасневшееся лицо, блестящие глаза, решил, что она смущена и взволнована его появлением. Он кругом ошибся на этот раз.
— Клавочка, — сказал он. — Сегодня я жду вас к себе.
Она посмотрела на него странно. Как он сюда попал? И зачем? В его появлении здесь, среди ремней и шкивов, она с глухим раздражением чувствовала какую-то досадную нелепость — ну, точно бы в цех привели вдруг корову или развесили по трансмиссии сушеные грибы. Словом, здесь, в цехе, в рабочее время Чижов со своей тошной физиономией был для Клавдии предметом незаконным и бессмысленным.
— Обязательно, — добавил Чижов. — К десяти часам. Я вас задержу часов до трех. К утру вы успеете вернуться домой.
Клавдия, казалось, не слышала. Она пригнулась к станку совсем низко. Резец приближался к самому тонкому и ответственному переходу, а Чижов мешал сосредоточиться. «Как бы не испортить», — озабоченно подумала Клавдия, остановила станок. Шестеренки затихли. Ремень бесшумно крутил легкий холостой шкив. Клавдия спокойно ждала, когда исчезнет «это» незаконное в цехе и мешающее работать. Точно так же, глядя сквозь окна в небо, она пережидала иногда ломоту в глазах, появляющуюся от бесконечного вращения и блеска.
Но «это» незаконное в цехе и мешающее работать не исчезало. Оно стояло, нагло ухмыляясь, играя серебряным концом кавказского пояса.
— Значит, к десяти, — сказал Чижов хозяйским, утверждающим тоном. — Не опаздывайте. И мы, Клавочка, на этом все покончим. Я забуду то, что знаю. И никому не скажу. Значит, договорились? — Не дожидаясь отпета, он заключил: — Молчание — знак согласия.
Он ушел. Клавдия с холодным удивлением покачала вслед ему головой. Хорош! Она вспомнила вечер в красном уголке, когда, оцепенев под его желтым взглядом, потеряла, может быть навсегда, Михаила. Как глупо все вышло! Сама виновата, раскисла! Сердце, потревоженное воспоминанием, заныло и затосковало.
После работы Клавдия пошла на занятия кружка изобретателей, домой возвращалась в ранних сумерках, задумчивая. Был тот неопределенный час, когда уже горят фонари, но свет их еще прозрачен, водянист и, рассеиваясь, не дает ни бликов, ни теней. Небо задернулось туманным пологом, чтобы открыться снова — темным, глубоким и полным звезд. Клавдию окликнул из окна знакомый голос. Она вздрогнула — неужели? Бросилась к дощатой калитке.
— Маруся!
Тот же голос — низкий, грудной — ответил:
— Иди скорей!
Клавдия пролетела дворик, крыльцо, террасу. В комнате за столом сидела Маруся, подруга Клавдии, фрезеровщица. Она заметно похудела, побледнела. В комнате везде стояли цветы — на радиоприемнике, на столе. Клавдия, увидев цветы, смутилась.
— А я тебе ничего не принесла. Я не знала, Маруся, что ты уже дома.
Маруся отложила свое шитье, крепко поцеловала Клавдию.
— Я тебя давно жду. Ну, думаю, совсем она позабыла меня.
— Как я рада, Маруся! Где он? Покажи. Хороший?..
— Он только что уснул. Орал весь день. Ужасно беспокойный.
— Только на минутку. Одним глазком.
На цыпочках они пошли в другую комнату, где белела в углу новая кроватка. Маруся откинула тюлевый полог. Ее сын спал красный и весь надутый, смешно причмокивая губами. Клавдия пристально смотрела в лицо подруги, полное торжественного, спокойного, завершенного счастья. «А я все мечусь… все дергаюсь», — мимолетно и с горечью подумала Клавдия, прислушиваясь к ровному, тихому дыханию ребенка.
Шлепая отстающими от ног туфлями, прибежала старуха мать с кипящим самоваром в руках. Блестел чайник, звонкие ложки, посуда — все в этой комнате как-то обновилось вместе с хозяйкой.
— Все никак не могу сыну отчество подобрать, — сказала Маруся.
— Другое будет отчество?
— Конечно, другое, — ответила Маруся так, что Клавдия поняла неуместность своего вопроса.
Маруся год тому назад очень неудачно вышла замуж: развелась через три месяца, узнав, что у мужа, который постоянно разъезжал по командировкам, есть еще две жены в других городах. Марусю очень любили в депо, и все заволновались, узнав о ее несчастье, а больше всех Вальде — человек строгих правил, презирающий всякий обман. И хотя муж каялся, грозил, упрашивал, подсылал друзей, но веры ему больше не было, и он уехал куда-то в Сибирь один. Недавно прислал письмо, предлагал деньги на ребенка. Маруся ему даже не ответила, подругам сказала:
— Была нужда связываться! Сама прокормлю хоть пятерых.
Она была очень гордая, Маруся, и обиды забывала нелегко.
За окном легко вздохнул ночной ветер, листья зашумели в темноте. Прилетел какой-то большой, твердый жук, ударился со звоном о стеклянный абажур, упал на спину и долго перебирал суетливыми черными лапками. Клавдия перевернула жука; он быстро пополз, волоча за собой смятые, желто-сетчатые крылья, выпущенные из-под брони.
— У тебя что-то с Мишей неладное получилось? — спросила Маруся.
— Да так. Пустяки…
— Мне рассказывали…
— Ерунда.
Маруся бросила на Клавдию пытливый взгляд и больше не спрашивала. Посидели, поговорили еще немного, и Клавдия распрощалась с Марусей.
Идти домой в духоту и темноту комнаты не хотелось: очень уж хорошо горели звезды в чистой бездонной глубине неба. Тянуло из палисадников теплыми сонными запахами цветов, деревьев, травы. Скамейка напротив большого дома была свободна. Клавдия присела. В три длинных ряда светились окна затаенным в абажурах розовым и голубым светом, одно — зеленым. «Будет у меня счастье или нет?» — загадала Клавдия, принялась считать до пятидесяти; если зеленое окно погаснет, значит — будет. Она считала, зная, что прогадает, — кто же гасит свет в такую рань? «Сорок шесть, сорок семь, — считала она все печальнее и медленнее. — Сорок восемь… Напрасно я загадала, только одно расстройство. Не везет мне. Сорок девять». Окно вдруг погасло. Затаив дыхание Клавдия смотрела, не веря глазам, на темный провал окна — единственный во всем ярко освещенном доме. Через полминуты окно засветилось опять. Для Клавдии это было как чудо, словно кто-то всеведущий, знающий ее судьбу и мысли подал ей добрый знак. А этот всеведущий был пятилетний мальчик, веснушчатый и синеглазый, с упрямым вихром на
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
- Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
- Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза