в лекарство.
И наконец, я указал на маленький столик в углу.
— Это будет Станция Смешивания. Здесь будет проходить финальный этап. Никто не подходит сюда без моего приказа.
После того как я озвучил план работы, ребята уже не выглядели такими растерянными. Каждый получил свою задачу и со всей серьезностью приступил к делу.
Битва за крепость началась.
Лекарские палаты превратились в гудящую алхимическую фабрику. Младшие поварята, под четкими командами Матвея, с ожесточенным усердием промывали мох. Воду им подтаскивали воины, которых назначил Ратибор.
Федот, используя свой многолетний опыт работы с огнем, вместе с учениками Демьяна, которые с удивлением наблюдали за его мастерством, поддерживал идеальный жар под котлами с основой. Они работали слаженно, их первоначальная враждебность и недоверие растворились в общем, отчаянном труде.
Мой пост был главным «цехом», сердцем этого конвейера. Один за другим мне приносили котлы с мутным, красновато-бурым, дурно пахнущим отваром из «Огненного корня». И я, раз за разом, проводил свой ритуал с яичными белками.
Эта работа была изнурительной, она требовала предельной концентрации. Я чувствовал, как с каждым «очищенным» котлом уходит частичка моей энергии, моего Дара, но я не останавливался. Ученики Демьяна наблюдали за мной с подозрением и недоверием, видя, как я раз за разом превращаю ядовитое варево в чистое, как слеза, янтарное лекарство.
Наконец, когда первая партия основы и очищенного стимулятора была готова, я перешел на «Станцию Синтеза». Здесь, вдали от суеты, я лично смешивал компоненты, добавляя выверенную дозу вытяжки «Искра-цвета». Моя новая пассивная способность, [Алхимическая Интуиция], работала безупречно.
Я не просто следовал рецепту, а чувствовал его, интуитивно понимая, когда нужно добавить последнюю каплю, когда нужно снять котел с огня.
Это был танец на острие ножа, но он был совершенен. Котел за котлом, палаты наполнялись слабо мерцающим, пахнущим свежестью противоядием. Мы создавали реку жизни, которая должна была смыть волну смерти, захлестнувшую крепость.
Наш конвейер жизни работал на пределе, но я понимал, что этого недостаточно. Производство противоядия было лишь одной частью битвы. Вторая, не менее важная, — его правильное и своевременное применение. Здесь у меня возникла проблема. Я не знал, кто из сотен больных находится в самом критическом состоянии. Я мог бы тратить драгоценное время на [Анализ Статуса] каждого, но был способ проще и, в каком-то смысле, изящнее.
Я оторвался от своей «Станции Очищения» и, вытерев руки, направился в тот темный угол, где, словно изваяние, стоял Демьян. Он не мог просто стоять без дела. Его бездействие на фоне всеобщей лихорадочной работы выглядело как саботаж, и я видел, как Ратибор, контролирующий порядок в палатах, уже бросает на него гневные, нетерпеливые взгляды.
Демьян увидел, что я иду к нему, и весь напрягся, как старый волк, готовый к последней, безнадежной схватке. В его глазах плескалась чистая, незамутненная ненависть.
Я подошел и остановился в паре шагов от него. Не стал его унижать или упрекать, а решил использовать его.
— Лекарь, — сказал я, и мой голос был деловым. — Мне нужна ваша помощь.
Он опешил от такого обращения. Он ожидал чего угодно — приказа, угрозы, насмешки, — но не просьбы о помощи.
— Вы здесь единственный, кто знает каждого больного в лицо и может точно оценить его состояние, — продолжил я, глядя ему прямо в глаза. — Ваши знания сейчас ценнее моих. Пока мы готовим первую партию, ваша задача — обойти всех. Составьте список. Разделите их на три группы: самые тяжелые, средние и те, кто еще продержится. Противоядие в первую очередь получат те, кто на грани смерти. От вашей точности зависит, кого мы спасем первым.
Это был тонкий, но безжалостный ход. Я не просто давал ему работу, а ставил его в безвыходное положение. Отказаться — означало бы на глазах у всех признать, что ему безразлична судьба воинов, и навлечь на себя гнев не только управляющего, но и князя. Согласиться — означало бы подчиниться мне, стать винтиком в моем механизме и использовать свои драгоценные знания, чтобы помочь успеху моего плана.
Я видел, как в его глазах идет чудовищная борьба. Гордыня старого мастера, привыкшего быть единственным авторитетом, столкнулась с прагматизмом ситуации. Он смотрел на меня, и я видел, как ненависть в его взгляде медленно уступает место бессильной покорности. Он понял, что я не оставил ему выбора.
Сцепив зубы, Демьян, не говоря ни слова, резко развернулся и, взяв дощечку с грифелем, направился к первому ряду больных. Он начал работать. И это был его финальный акт капитуляции. Он стал моим невольным самым компетентным помощником.
Вскоре первый большой котел с «Живой Водой» был готов. Жидкость в нем, казалось, впитала в себя весь дневной свет и теперь слабо мерцала в полумраке лазарета, источая тонкий, бодрящий аромат свежести. Усталость валила с ног, но я знал — самое главное только начинается.
Процессом раздачи руководили Ратибор и Ярослав. Их присутствие придавало происходящему официальный статус и пресекало любую возможную панику. Демьян, бледный и осунувшийся, передал Ярославу свою дощечку со списком, разделенным на три группы.
— Начинаем с самых тяжелых, — скомандовал воевода, и моя команда — поварята и ученики лекаря, теперь работавшие как единое целое, — начала действовать.
Они зачерпывали из котла мерцающую жидкость и разносили кружки по списку, составленному Демьяном. Первые порции противоядия получили те, кто лежал без движения. Те, кого старая медицина уже приговорила.
Эффект был не мгновенным. Первые полчаса, казалось, ничего не менялось. Я стоял, сжав кулаки, и чувствовал, как по спине снова бежит холодок сомнения. Но потом, сначала в одном углу, потом в другом, началось движение.
По лазарету прокатилась волна облегчения, почти физически ощутимая. Мучительные, тихие стоны начали стихать. Воины, которые лежали в забытьи, начали шевелиться, их дыхание из прерывистого и поверхностного становилось глубоким и ровным. Те, кого била лихорадка, перестали дрожать, их тела расслаблялись, отпуская напряжение.
Кульминация наступила в том самом углу, куда Демьян указал первым. Старый ветеран, которого лекарь списал со счетов, вдруг закашлялся. Он сел на своем тюфяке, его мутные глаза обвели лазарет, а затем сфокусировались на одном из учеников, пробегавшем мимо с кувшином.
— Воды… — прохрипел он. — Дай… обычной, чистой воды.
Простая, обычная просьба, но она ознаменовала переломный момент в нашем бою. Воин, который был на пороге смерти, не просто пришел в себя. Он хотел пить. Он хотел жить. Это был неоспоримый символ нашей победы над ядом.
Чтобы убедиться в начатом исцелении, я подошел к
