в котел.
Ярослав увидел, как Алексей, заметив это, бросил все и подбежал к ним. Как он быстро сварил какой-то бодрящий отвар и заставил пить его не только упавшего, но и всех остальных, давая им пять минут передышки.
Ярослав также понимал и то, что отвар — лишь временная мера. Люди были истощены. Они таскали тяжеленные ведра с водой, ворочали поленья, перетаскивали медные котлы. Их силы были на исходе. Вся работа была на грани срыва.
И тогда княжич принял решение.
Он не стал отдавать приказы. Молча подошел к двум пустым ведрам, стоявшим у входа, поднял их и, ни на кого не глядя, вышел во двор, направляясь к малому колодцу. Воевода Ратибор, вошедший следом, ошарашенно посмотрел ему вслед, затем на стонущих воинов, на измотанных до предела поварят, и его лицо окаменело. Он понял все без слов.
Когда Ярослав вернулся, неся два полных, тяжелых ведра, и молча поставил их у станции промывки, по лазарету пронесся шепот. Княжич. Наследник рода. Таскает воду.
— Воины! — рыкнул Ратибор, и его голос заставил вздрогнуть даже тех, кто был в полузабытьи. — Вы будете смотреть, как эти мальчишки надрываются, спасая ваши жизни⁈ Те, кто еще может стоять на ногах, — за мной! Мы будем их руками и ногами!
Эффект был подобен взрыву. Те немногие воины из охраны и легкобольные, что были в палатах, тут же вскочили на ноги. Они начали выхватывать ведра, подхватывать дрова. Через несколько минут весть разнеслась по крепости и к лазарету потянулись другие — слуги, оружейники, даже конюхи. Все, кто был здоров и мог хоть чем-то помочь.
Возвращение к Алексею
Я оторвался от очередного котла и замер, только заметив изменения. Мне больше не нужно было отвлекать своих уставших ребят на тяжелую работу. За них это делали другие. Могучие воины Ратибора теперь отвечали за огонь. Сам Ярослав организовал бесперебойную поставку воды. Гвардейцы управляющего носили котлы.
Княжич подошел ко мне.
— Спасибо, — только и смог сказать я.
— Это мы должны благодарить тебя, Алексей, — ответил он, вытирая пот со лба. — Ты дал нам надежду, а мы поможем всем, чем сможем.
Я кивнул, и работа возобновилась с новой силой. В эту ночь, в огне и пару, рождалось не только противоядие. Рождалось новое единство.
Когда первые, бледные лучи рассвета пробились сквозь окна лекарских палат, они застали нас на ногах. Ночь была долгой и изнурительной, но мы выстояли. Атмосфера в помещении изменилась до неузнаваемости. Мучительные стоны почти прекратились, сменившись ровным, глубоким дыханием спящих людей. Воздух все еще был тяжелым, но в нем больше не было запаха смерти. Его вытеснил тонкий, свежий аромат «Живой Воды», который, казалось, очищал не только тела, но и саму душу этого места.
С рассветом наступил перелом. Это не было мгновенным чудом. Воины, получившие лекарство первыми, не вскакивали на ноги. Они были все еще слабы, измождены болезнью, но они были живы. Лихорадка спала, с их лиц сошел пепельно-серый налет, а в глазах, когда они их открывали, появилась ясность.
Дверь тихо отворилась, и вошел воевода Ратибор. Он двигался без своего обычного грохота, почти бесшумно, словно боясь нарушить хрупкую тишину. Он пришел не как командир с инспекцией, а как старый солдат, пришедший проведать своих товарищей. Его взгляд медленно обходил ряды лежащих воинов, и я видел, как суровая маска на его лице медленно тает, уступая место облегчению.
Он увидел, как один из стражников, еще вчера бившийся в судорогах, теперь спокойно пьет воду из кружки. Как другой, которого принесли без сознания, теперь сидит, прислонившись к стене, и тихо разговаривает с учеником лекаря.
Но его путь лежал в тот самый угол, где лежал ветеран, которого сам Демьян приговорил к смерти. Воин уже не лежал. Он сидел на своем тюфяке, и хотя его руки дрожали от слабости, он пытался почистить свой кинжал. Увидев воеводу, он попытался встать, но Ратибор остановил его жестом.
— Лежи, Гришка, — голос воеводы был непривычно мягким.
— Не могу, воевода, — хрипло ответил ветеран. — Стыдно… Я уж думал, отхожу… а этот повар… он слово свое сдержал. Он меня с того света вытащил.
Ратибор ничего не ответил. Он лишь молча смотрел на своего старого друга, и я впервые увидел в глазах этого железного человека блеск непролитых слез. Он обошел все ряды, увидел десятки таких же примеров и понял, что я не просто остановил эпидемию — я повернул ее вспять. Мы все повернули.
Закончив обход, он нашел меня у котлов, где я, шатаясь от усталости, руководил подготовкой новой, утренней партии противоядия. Часть моих помощников дрыхла. Я разрешил ученикам Демьяна и поварам перевести дух. Только меня заменить было некем. Как же мне все-таки помогли мои тренировки. Если бы не они, я бы свалился от усталости и тогда кто-нибудь не дожил бы до рассвета.
Ратибор подошел и положил свою тяжелую руку мне на плечо, но на этот раз он не молчал.
— Я командую воинами всю свою жизнь, Алексей, — сказал он тихо, и в его голосе, обычно похожем на скрежет стали, звучала непривычная хрипотца. — Я видел, как они умирают от стрел, от мечей, от болезней, но я никогда не видел, чтобы кто-то вот так, голыми руками, вытаскивал их обратно с того света. Ты сегодня выдержал битву поважнее любой настоящей битвы и одержал победу. Я этого не забуду.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— С этого дня, — он крепче сжал мое плечо, — любой в этой крепости, кто посмеет тебе навредить, будет иметь дело лично со мной.
Я стоял, оглушенный его словами. Эта прямая, солдатская благодарность и обещание защиты от сурового воеводы, для которого главным мерилом всегда были сила и результат, значили для меня больше, чем любые другие похвалы. Это было настоящее признание. Признание воина воину, пусть наши поля битвы и были так не похожи.
К полудню наш конвейер произвел достаточно «Живой Воды», чтобы напоить всех, кого нужно, но Степан Игнатьевич мыслил масштабно. Он понимал, что яд мог затаиться в телах тех, у кого симптомы еще не проявились. Нужно было вычистить заразу из крепости полностью.
По его приказу на главной площади выставили огромные столы, на которые мои поварята вытащили котлы с противоядием. Была объявлена централизованная раздача лекарства для всех, кто пил воду из главного колодца за последние дни.
Весть о том, что повар нашел лекарство,