это правда, – кивнула она. – Здесь, в Чикаго, все по-другому. И не знаешь, кому доверять.
– А что, если это… – Я не смогла выдавить из себя нужное слово, – это как-то связано с Розиной смертью?
Томи смотрела в нутро своей пустой сумки.
– Хотела бы я быть другим человеком. Сильным, как вы с Розой. Правда, хотела бы.
Я почувствовала, что жестоко и бесполезно давить на нее дальше. Томи, похоже, на пределе. Да и мне пора. Я глянула на часы. И так уже задержалась.
– Мне нужно идти, но не пропадай. Будем поддерживать связь, ладно?
Она кивнула.
Зажав розовый сверток под мышкой, я направилась к библиотеке.
– Я уж думала, что тебя похитили, – прокомментировала Нэнси, разглядывая мой сверток. – Что, по магазинам прошлись?
Примерно через час я не выдержала и, придумав предлог, сказала, что мне нужно в книгохранилище. Незаметно пронесла туда сверток и, зайдя в стеллажи поглубже, устроила его на полке между двух книг. Развязав узел фуросики, увидела металлическую коробку вроде тех, в которых работники овощного рынка приносили из дому обед. Я сняла крышку. На смятых в комки страницах “Чикаго дейли трибьюн” лежал маленький револьвер.
Когда я вернулась к стойке, физиономия у меня, видно, была еще перепуганная, потому что Филлис осведомилась, нормально ли я себя чувствую. Я чуть не выронила коробку и еще больше перепугалась, представив, что револьвер выстрелит и я окажусь в тюрьме. О чем Томи думала, когда принесла это мне? И где Роза вообще такое добыла?
Я понятия не имела, что с этим делать. Если притащить домой, родители могут найти. В нашей полупустой квартире не так много мест для тайника, и под матрас такое не спрячешь. И тут я вспомнила про подземный переход на станции метро “Кларк и Дивижн”. Там был ряд шкафчиков, закрывающихся на ключ.
С работы я ушла, ни с кем не попрощавшись. Седой охранник на входе с такими же седыми усами сказал: “Крепких снов, мисс Ито”. Обычно я отвечала ему: “Я постараюсь, мистер Фулгони”. Но сегодня только кивнула.
Трясясь всем телом, вцепившись в розовый сверток, я спустилась на станцию метро. Мне казалось, все на меня смотрят и насквозь видят и фуросики, и бэнто. Большинство шкафчиков было занято, только один свободен, на самом верху. Сунув сверток внутрь, я стала рыться в кошельке в поисках нужной монеты – и, черт побери, она будто пряталась от меня. Я проверила то отделение и это, и наконец нашла. Стала совать монетку в прорезь, но она вывернулась и упала на землю, подпрыгнула, покатилась, сделала круг и оказалась у ног человека в форме сотрудника подземки. Он склонился за ней и, подняв, протянул мне.
– Вам нужна помощь, мисс?
Я поблагодарила его и сказала, что нет, все в порядке, хотя у меня руки тряслись. Монета попала в прорезь, дверца захлопнулась, я поднялась по лестнице и снова оказалась на Кларк-стрит.
В тот вечер ужинать я не смогла. Мама то и дело трогала мне лоб и щеки, проверяла, нет ли температуры. Отговорившись тем, что устала, я рано легла спать. Слышала, как в общем коридоре за дверью звонил таксофон, но встать и ответить не было никаких сил.
Глава 16
– Что-то ты плохо спала, – собираясь на работу, шепотом заметила мама, в то время как папа храпел, время от времени взбрыкивая правой ногой.
Я лежала в постели и разглядывала какое-то черное пятнышко на потолке – то ли там торчал старый гвоздь, то ли паук нахальный. “Что случилось с тобой, Роза?” Всю ночь я задавала и задавала этот вопрос. Меня не было рядом, чтобы помочь, когда она больше всего во мне нуждалась. Я кипела от злости на правительство, которое нас разлучило. Я тоже должна была сесть с ней в тот автобус из Манзанара – да на самом деле, вся наша семья должна была с ней уехать.
Над Розой надругались самым подлым, самым жестоким образом, а потом, кто знает, может, из-за того и убили. Понятно, что Томи покалечена эмоционально так, что не в силах бороться за справедливость, но я-то не могу притворяться, что ничего не произошло. Тот, кто погубил мою сестру, все еще на свободе. Разве я допущу, чтобы он ушел безнаказанным?
Мама была в комбинации, лифчик поддерживал ее грудь, которая иначе обвисла бы, как моти, мягкий новогодний десерт из рисового теста. Несколько лет назад, когда мы гостили у родственников в пригороде Спокана, вся семья купалась вместе в деревянной ванне в японском стиле. Я вспомнила, как восхитило меня тогда тело матери, покачивание больших, тяжелых грудей, литой изгиб ягодиц. Теперь мышцы ее увяли, она сделалась совсем другой женщиной, и новый, изменившийся мамин облик предвещал, какой и я могу стать. Она быстро натянула домашнее платье, шепотом попрощалась и ушла.
Вскоре я встала и сунула руку под матрас. Вытащила Розин дневник, перевернула его и открыла на последней странице, где лежал оторванный краешек чего-то, может, билета в кино или на карнавал, с напечатанной красной краской цифрой двадцать.
Поджарив на решетке над конфоркой ломтик хлеба, намазала его клубничным джемом. Жевала и глаз не могла оторвать от этого корешка. Стало ясно, что на работу сегодня, как в обычный день, я пойти никак не смогу. Вышла в коридор к таксофону и набрала номер Нэнси.
– Я простыла, – как могла хрипло просипела я в трубку. – Будь добра, скажи на работе, что сегодня я отлежусь.
– Хорошо, что ты застала меня до того, как я вышла за дверь. Конечно, я оставлю записку мистеру Гейгеру. Надеюсь, ты быстро поправишься. Летние простуды, они хуже всех.
Стало противно от самой себя, что пришлось соврать доброй Нэнси.
– Да, надеюсь, завтра мне станет лучше.
В нашем районе было как минимум три кинотеатра: “Виндзор” на Кларк-стрит к северу от Дивижн, “Ньюберри” через дорогу от Тараканьего сквера и “Прибой” на углу улиц Дирборн и Дивижн. Нужно было с чего-то начать, и я выбрала “Прибой”, потому что он был поближе. Корешок билета сунула в конверт, оставшийся от благодарственных писем за коден. Вообще-то еще с начальной школы я так небрежно относилась к своим вещам, что мама прозвала меня Накусу Мусуме, то есть “дочь-растеряха”. Но допустить, чтобы что-то случилось с этой бумажкой из дневника сестры, я не могла.
“Прибой” – нелепое название для кинотеатра, расположенного в центре Чикаго. Помещался он на первом этаже многоэтажного серого здания. Высокая входная дверь обрамлялась аркой из электрических лампочек.
