даже особенно.
– Как ты думаешь, ты сможешь прийти?
Арт подался вперед. Его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего. Захотелось коснуться его щеки и поцеловать, и я знала, что ему тоже этого хочется, потому что указательным пальцем правой руки он легонько поглаживал мне ладошку.
– Думаю, да, смогу.
Арт улыбнулся и встал. У меня голова пошла кругом от того, что, сказав “да”, я сделала его таким счастливым.
Стоило ему уйти, как дверь спальни протяжно скрипнула, отворившись в коридор.
Мама вошла в гостиную, и в походке ее были стать и упругость. Ну, конечно, она боялась, что инцидент в “Алохе” разрушил мои перспективы создать семью. И тут кто появляется на пороге? Пригожий и вежливый Арт Накасонэ! Значит, не все потеряно.
– Его отец владеет продуктовым магазином, – сказала она отцу.
– На самом деле это служба доставки, – поправила я маму.
Но отец Арта и вправду готовился к тому, чтобы открыть свою бакалею. Еще по телефону Арт рассказал, что, пока отца не настиг тяжелый артрит, он водил грузовик по местным маршрутам. И теперь, прежде чем хворь совсем его одолеет, пытался начать свое дело.
Я горячо одобряла готовность мистера Накасонэ пробовать что-то новое. Вот папа был не таким гибким. И мы, если подумать, все трое придерживались каждый своих взглядов. А когда жили в Тропико, у нас и причин не было меняться и перестраиваться.
Не успела я оглянуться, как наступила пятница. Я рассчитывала сходить в салон красоты, чтобы Пегги сделала мне укладку, но было уже некогда. А потом, в дом Накасонэ полагалось явиться с каким-нибудь омияге, подарком на память, и мы с мамой немало времени провели, обсуждая, что будет уместней. Шоколадные конфеты по такой жаре растаяли бы, и к тому же во время войны они дорого стоили. Кроме того, у мистера Накасонэ, занимавшегося доставкой бакалеи, был доступ к самым отборным продуктам. В конце концов мы остановились на наборе салфеток из тех, которые мама по вечерам вывязывала крючком. Идея была удачная, и тем более, что настоящий омияге полагается сделать своими руками. Я даже попробовала связать одну салфетку сама, но вышло криво, и я ее распустила. Мамины салфетки я завернула в синий носовой платок и перевязала красной ленточкой.
Также терзали сомнения, что мне надеть, – я очень боялась перестараться и потому решила не надевать свое самое модное, черное, то, в котором была на похоронах Розы. И тут мама, доказав делом, что настроена всерьез, вытащила из-под кровати Розин чемодан и раскрыла его, демонстрируя богатый гардероб моей старшей сестры. Платье с журавликами, пусть и слегка помятое, я сразу вернула на место. Но там были и другие, менее броские платья, которые я могла бы носить.
К тому времени Рой привез нам подержанный комод – о, каким испытанием было для них с папой втащить его на четвертый этаж! Второй ящик мама выделила мне, и в знак того, что теперь я наследница сестры, она принялась перекладывать туда вещи из чемодана.
Я выбрала серое платье с застежкой-молнией сзади – вроде и скромное, но что-то было в его покрое этакое, придающее завлекательности. Слов нет, я надеялась произвести хорошее впечатление на семью Арта, но на том ужине он тоже будет, и уж перед ним мне совсем не хотелось выглядеть как монахиня.
Арт заехал за мной ровно в шесть. В этот раз он принес маме цветы, и она только что не растаяла. Меня даже в смущение вогнало, как она распиналась по поводу простого букетика в шелковой бумаге. А отцу Арт передал еще одну упаковку сушеного кальмара, что уж точно порадует моего родителя, когда он вернется с работы.
Дом Накасонэ, расположенный между двумя кирпичными зданиями на улице, застроенной особняками из коричневого песчаника, которых полно в Чикаго, представлял собой слегка обшарпанное двухэтажное строение на деревянном каркасе.
Я замечала уже, что, в отличие от Лос-Анджелеса, в Чикаго совсем не было ощущения открытого пространства. Тут, если выглянуть из окна, то, скорее всего, откроется вид либо на стену соседа, либо прямо в его окно.
Арт оставил грузовик на подъездной дорожке, и мы поднялись на веранду, затянутую сеткой от насекомых. Стоило ему открыть входную дверь в дом, как началась веселая суматоха. Дворняга весом фунтов под сто напрыгнула на него сначала, а уж потом на меня, не скрывая своих намерений вылизать мне лицо.
– Лежать, Дюк! – крикнул Арт и оттянул здоровенного пса за ошейник, что только укрепило решимость того со мной поздороваться. Как тут было удержаться от смеха? Секунду спустя к нам принесся крошечный белый пудель, которому тоже не терпелось принять участие в знакомстве. И фоном ко всему этому звучал птичий щебет.
Вошла девушка с таким же открытым, как у Арта, лицом, точно младенца, прижав котенка к плечу.
– Привет, я Лоис, – представилась сестра Арта. – А это Крокетт.
– О-о-о… – выдохнула я, погладив котенка по черно-белой спинке, а он мяукнул и потрогал меня лапкой.
Дом был просторный, уютно захламленный, с яркими пятнами тут и там. На его фоне наша квартира казалась серой и унылой, тогда как дом Арта был полон жизни, как когда-то у нас в Тропико.
Вытирая руки о длинный цветастый передник, в гостиную вышла мать Арта. Волнистые волосы, соль с перцем, были зачесаны назад. Она носила очки, а когда улыбалась, на щеках появлялись заметные ямочки.
– О, так приятно наконец познакомиться с вами, – сказала она без акцента, отсутствующего, может быть, потому, что Накасонэ жили в окружении хакудзинов и чернокожих. – В последнее время от Арта только и слышишь: Аки, Аки, Аки!
– Да неужели?
Бедный Арт вспыхнул, даже кончики ушей у него покраснели.
– Спасибо, что пригласили меня. Вот, это для вас, – я протянула сверток с мамиными салфетками.
Она поблагодарила меня за подарок и провела в продолговатую столовую, отделенную от гостиной обшитой панелями стеной. Гостиная вся была заставлена коробками с надписями, указывающими на их содержимое: сушеная лапша, рисовые крекеры, сушеный кальмар. За коробками прятался диван, на котором сидел пожилой мужчина с лысой макушкой, окаймленной пучками седых волос, держа на коленях блокнот и счеты-абак.
– Папа, поздоровайся с подругой Арта, – распорядилась миссис Накасонэ и удалилась куда-то, скорее всего, в кухню.
– О, добрый день, – поверх очков для чтения посмотрел на меня отец Арта.
Я улыбнулась и помахала ему рукой. Было видно, что он погружен в работу.
Арт усадил меня за обеденный стол, накрытый на шестерых. Скатерть наводила на мысль о Дне благодарения, поскольку была с рисунком
