автоответчика.
– Странно… – выдохнул я, поднимая взгляд на сестру и Раевского. – Это на неё не похоже.
– Если она хочет оттянуть момент, то это как минимум глупо. Условия уж очень мягкие, – Рай сморщился, потому что спорил со мной до последнего, пытаясь убедить, что моя щедрость ничем хорошим не закончится.
– Ты что, ей ещё платить вздумал? – охнула Верка, украдкой читая мировое соглашение. – Откуда столько нулей, Вадя? Ты головушкой ударился, что ли?
– Вера, это не твоё дело! – рявкнул я, отчего сестра подпрыгнула в кресле и отложила папку.
– Ладно-ладно… Молчу. Только вот где она? Где? Я б уже полчаса тебе глаза выцарапывала, а она гасится и трубки не берёт!
В зале воцарилась тяжелая тишина. Мы дружно переглядывались, лишь убеждаясь в том, что это не в характере Нины. Это она дома мягкая и пушистая, но уровень её меркантильности известен всем, да и не скрывала она этого никогда.
– Вадим!!! – заорал запыхавшийся Акишев, буквально врываясь в кабинет. – Камеры засекли Нину в посёлке!
– Что????
Сердце, которое до этого было не на месте, так стремительно рухнуло в пятки, что в груди запекло. Я вскочил, успев захватить лишь телефон, и рванул за Рустамом. У лифта паркинга уже стояли автомобили, а водители нервно посматривали на открытые ворота гаража.
Звонил Леське, но её телефон молчал, как и номер Клары. Герберт, конечно, ответил с первого раза, но сообщил, что его задержали в госпитале, поэтому он только выехал из города. Сука…. Я ведь чувствовал!
– Рус!
– Вадя, она в доме… – выдохнул Рустам, оборачиваясь с переднего пассажирского кресла. – Охрана только отзвонилась. Что делаем?
– Пусть войдут в дом! – ревел я, сжимая подлокотники кресла так, что пальцы вспороли их кожу насквозь. Всё моё спокойствие, сожаление и желание договориться в пыль превратились. Глаза будто кровью налились, окрашивая реальность багряным цветом ярости. Я терпеть не мог, когда трогают моё… А Леська моя! До глубины души моя, до последней капли крови. И уж если она решит уйти, забыть наши безумные семь ночей, то только по собственной воле, а не по наводке моей чокнутой жены.
Мы мчались по улицам, петляя по дворам, пока не выскочили на платную трассу. А когда в снежных шапках леса показались коньки крыш посёлка, сердце сжалось. Ворота дома были открыты, охрана уже выстроилась в шеренгу, понимая, что мало не покажется. Ладно, хоть оперативно сообщили о гостье, и на том спасибо…
Шёл, понимая, что терпение моё трещит громче, чем хрусткий снег под ногами. К центральному входу я даже не сунулся, потому что Рустаму сообщили, что Нина заперлась на ключ. Но она ни разу не была в этом доме, поэтому о входе из гаража даже и не догадывалась.
У приоткрытых дверей стояла охрана, готовая вмешаться, если ситуация накалится. Для них накал – потасовка, а для меня то, что она в принципе позволила себе явиться сюда – точка кипения, после которой уже ничего не исправить.
Дура, Нинка, ну какая же дура!
Её вечная беда – жадность! Но ведь она даже не за меня сражается, все ей нужно – статус, деньги и полная свобода, к которым она привыкла, прикипела не без моего молчаливого согласия. И это истерическое желание забеременеть любой ценой, отказываясь притормозить и просто подумать – это все её жажда закрепиться.
Влетел в дом как раз в тот момент, когда Нина, истошно вопя, металась по гостиной. Её вид был пугающим: бешеные глаза с расширенными зрачками, нервные, резкие движения… Да мне одного лишь взгляда было достаточно, чтобы узнать эту истерику.
– Ненавижу его! Ненавижу! И люблю! Но теперь всё будет хорошо… Он забудет о тебе, вновь полюбит меня и будет рад нашему ребёнку, – кричала она, совершенно не обращая на меня внимания.
– Ребёнку? – услышав этот бред, Леська вытянулась и стала отступать к кухне, где за дверью испуганно рыдала Клара.
– Я беременна! Мы с Вадимом много лет вместе, милая… А ты потрахалась немного, и гуляй дальше, – Нина была не в себе. Прижимала к своему животу руку с зажатой меж трясущихся пальцев сигаретой. Картина была настолько фальшивой, настолько отвратительной, что зубы скрипели. Меня просто выворачивало от того, что в наш идеальный мир вошли вот так… с грязными помыслами и желанием уничтожить его.
– Нина! – я взревел и вошёл в гостиную.
Схватил Леську за руку и завел за спину, нависая над сжавшейся в комок Ниной. Она трепетала, роняла фальшивые слёзы и смотрела в глаза… Но я-то знал, что это маска!
Точно с таким же лицом она явилась много лет назад ко мне посреди ночи. От неё несло алкоголем, сигаретами и чем-то кислым… Она рыдала на пороге, поправляя изодранную одежду. Я даже не сразу узнал в ней ту самую девчонку, что пришла ко мне в номер, пытаясь продать свое тело и душу подороже.
Наши с Ниной отцы служили вместе, поэтому и в тот охотничий домик мы наведывались частенько, наверное, поэтому я не прошел тогда мимо и впустил её в свою квартиру. Отогрел, защитил, отмыл имя, потому что его стали выполаскивать в дерьме, когда в сети всплыли фото. Одним из её насильников оказался довольно известный владелец загородного гостиничного комплекса, собственно, его и топили. А Нинка – сопутствующая жертва.
А дальше все само закрутилась… Она задержалась в моей квартире, а потом все привыкли… Как бегать по утрам и перед сном принимать душ или поздравлять родителей со всеми государственными праздниками. Но это откровенно и честно, я никогда не лил мёд ей в уши, да и зачем, если она четко выставила свой прайс.
Сжимал руку Леська, пытался притянуть её к себе, обнять… Но она отбивалась. Глаза были стеклянными, взгляд – отсутствующим, а нежный румянец отлил от красивого лица. Ладно… Она здесь, цела и невредима, а с остальным мы разберёмся.
Я обернулся к Нине, потому что это проблема. Настоящая и слетевшая с катушек. Впервые видел её с сигаретой, но почему-то не был удивлен. Она поняла, куда я смотрю, и выронила окурок, утонувший в мягком ворсе ковра.
Раздражение, гнев и желание вернуть тишину в этот дом душило меня. Её растрепанный вид, безумие во взгляде и этот уродливый бычок на ковре – полнейший диссонанс с той гипераккуратной Ниной, что я знал все это время.
– Что ты здесь делаешь?
– Я здесь живу…
Всем телом ощутил, как дёрнулась от этих слов Леся. Она так спело противостояла Нине, но до тех пор, пока не поняла смысл.
– Леся… – шептал