покорно подливал мне водку, чтобы залить горе, а сам праздновал новую обещанную игрушку. Вьюга тоже сыграл неплохо, то что Мятежный попытается заполучить комбинаты, друг просчитал ещё давно, когда отдавал тому полцарства, с помощью которого смог выкупить свою невесту у ублюдков. Вот только не знали мы, что эти комбинаты смогут спасти и мою любовь…
– Ну? Чего сидим? – Мятежный встал и покачнулся. – Идём встречать сыночку? Заодно и к Кондре заедем, а то чё он, пёс, нам не несёт информацию?
– Что? – Слава будто мысли читал. Я и сам только и следил за временем, чтобы рвануть в аэропорт. Мониторил онлайн-табло, отслеживал рейс и тихо паниковал наедине с самим собой. Но этот здоровяк так точно просёк мои мысли, что жутко стало. Как он это делает?
– Погнали, Рай. Только чур не рыдать в аэропорту, а то я не выношу этих слёз, – Мятежный закинул на плечо пиджак, сдёрнул меня с кресла и потянул к джипу, стоящему на парковке. – Я ж говорю, нетерпеливый стал. Мочи нет ждать твоего Кондру. Щас сами всё нароем.
– Мятежный, – я еле успел прихватить бутылку со стола. – Ночь на дворе, а это не приёмное время для прокурора.
– Мне к десяти утра нужно дать ответ по галерее. Так вот, чем быстрее мы узнаем, кто тут во всем виноват, тем проще раком ставить твоего Ляхича.
– Ой, не называй даже его фамилию!
– Ладно… Педрилу-мученика. Так лучше? – заржал Мятежный.
Мы загрузились в машину и рванули по горному серпантину к дому Кондры. Тот был не сильно доволен нашим поздним визитом, но, тем не менее, вынес документы, которые успел нарыть.
– Да не сидела Лилька, – сонный Саня кутался в махровый халат и курил на крыльце своего дома. – С чего ты это взял?
– В смысле – не сидела? – я рухнул рядом, всматриваясь в опухшее лицо Кондры. – Адка рассказала.
– Да в прямом, – он зажал в губах сигарету, забрал документы и открыл нужную страницу. – Вот… Читать можешь, или уже всё? Короче, её упаковали в СИЗО на три месяца, а потом перевели в другую область, где снова промурыжили некоторое время, а потом за потерей доказательств и скоропостижной смертью свидетелей отпустили.
– Но где она была столько лет?
– Ну, этого в официальных сводках нет, – Саня плюнул и всё же принял бутылку водки, которую практически силой впихивал ему в рот Мятежный, ворча, что трезвый друг – мент, а с такими говорить западло. – Говорят, у Горького жила.
– В смысле жила? – хором прошипели мы со Славкой.
– Да в прямом! Блядь, хоть я был трезвый, а теперь? – Санька снова приложился к горлышку и занюхал коркой мандарина, которую сунул ему под нос Славка. – Она ж ёбнутая! На всю голову отбитая… Ты вспомни, как она за ним таскалась? Терпела жену, готова была в любовницах ходить до конца жизни. В ногах валялась, терпела унижения, в проститутку обдолбанную превратилась, лишь бы ближе к нему быть. Я думаю, наебали они твою Ночку, Рай. Жестко так.
– То есть Адка стартанула из города, чтобы спасти сестру, которой изначально ничего не угрожало? – прошептал я, всматриваясь в стремительно пьянеющее лицо друга.
– Получается. Только зачем? Зачем это Горькому?
– Есть у меня мыслишка, – Мятежный сел рядом и стал растирать лицо. – Помнишь общагу, где жили Ночкины?
– Ну…
– Так её три года расселяли, Горький там казино хотел построить, пока ещё можно было, – Мятежный ощерился, но продолжил. – Там только пять семей оставались, которым некуда ехать было. Беспутовы, Ночкины и ещё пара-тройка алкашей… Короче, после того как Ночка уехала, общагу эту снесли к херам собачьим. А вот казино построили, правда, ненадолго.
– Но как? А как же собственность? Я точно помню, что отец помогал приватизировать их комнаты!
– Так владелицей-то Лиля была…
– Ну вот теперь точно охуеть, – выдохнул Кондра. – Ну а бабка твоя тут каким боком?
– А Горький – не дядька ли твоей балеринки? Как её там… Лизки-подлизки?
– Да там третья вода на киселе, – я отмахнулся, но что-то в этом было. Блядь, да что за паутина-то? Куда мы вляпались?
– Ладно, – Мятежный встал. – Суду всё ясно. Я вписываюсь, пусть прокуратура засвидетельствует. Ненавижу, когда обижают слабых.
– Гобин Руд, бля, – Сашка допил водку и встал. – Дай Бог, чтобы прокуратура тобой не заинтересовалась.
– Кондра… Да не смеши ты меня! Уже три года роете, всё никак кокосики мои пощекотать не можете, – рассмеялся Мятежный. – А теперь у меня охуеть какой юрист под боком. Можете вообще забыть обо мне.
– Ах ты сукин сын… – прыснул я. – Вот для чего ты выспрашивал?
– Конечно. Мне знаешь как защита от прокуратуры нужна? – Славка поднял меня и махнул Сашке. – Поедешь с нами сыночку встречать в аэропорт?
– Да я в халате…
– Корочку свою бери и идём!
– Так она всегда со мной, – Санька пьяно рассмеялся, прыгнул в кроссовки и рванул за нами следом.
– Саша! – испуганно вскрикнула его супруга, выглянувшая из-за двери.
– Милая, прости! У друга сын родился, вот встречать едем.
– Ночью? – взвизгнула хрупкая блондинка, так угрожающе сцепившая руки на груди.
– Спи… Не вернусь!
Ехали мы недолго. Кондра вызвонил начальника комплексной смены аэропорта, и нас встретили у служебного входа. И мы вошли не просто в здание, а сели в ВИП-зону зала ожидания, откуда прекрасно просматривался и стерильный накопитель, и зал прилёта.
Ночку я увидел издалека. Тоненькая, маленькая… Она протискивалась в толпе сонных встречающих, пока не остановилась у ограждения. Смотрела на табло и что-то тихо нашёптывала себе под нос. Одна пришла. Не привела свою мразь. Куталась в капюшон серой толстовки и нервно оборачивалась, будто ждала, что появлюсь в любой момент.
Боялась Ночка. Не меня, нет. А сына потерять боялась, потому что по факту пока оказывается, что он единственный из нашего окружения, кто не врал всё это время.
Мне было очень жаль её. Очень… Душа просто трещала от жалости, вот только легче-то не становилось! Ну будь он пятилетним ребёнком, можно было накрутить сказок, добавить гору подарков и смиренно ждать, пока он скажет «папа». Но! Сука! Ему почти двадцать лет! И одному богу известно, на какой козе к нему теперь подъезжать, чтобы ни мне, ни матери в морду не плюнул и не свалил в закат.
– О! Рай! – взревел Кондрашов и вскочил с места. – Да это ж ты! Только молодой, свежий и не помятый жизнью.
И правда… По узкому коридору стекляшки с небольшим рюкзаком наперевес шел молодой я. Шаг его был бодр, волосы буйствовали упрямыми вихрами, парень улыбался и щурился разливающемуся рассвету, едва заметно пританцовывая под
