знала. Предчувствие чего-то плохого накрыло меня плотным покрывалом безысходности, что аж слёзы брызнули из глаз. Я царапала ногтями капот, наслаждаясь этим звуком, лишь бы прогнать наваждение. Но что может пойти не так? Что?
Меня больше нечем шантажировать. Я больше ничего не боюсь! Не боюсь!
Рванула в здание, вслушиваясь в звук своих поспешных шагов по пустому пространству. Эхо отбивало такт моего сердца в глупой попытке заглушить тревогу.
– Адель! – окрикнул меня Георгий, когда я уже почти толкнула дверь своего кабинета. – Подожди, поговорить надо.
– Привет. Но нас ждут же?
– Две минуты, – Ляшко быстро пересёк небольшой коридор, в котором находилось всего три кабинета, и, галантно открыв для меня дверь, подтолкнул. – Давай только без истерик, договорились?
– Ну давай, – бросила сумку на небольшой стол и осмотрела полупустой и ещё необжитый кабинет, прекрасно понимая, что уже, скорее всего, этого сделать не удастся. После того, как подпишу документы, мне не дадут и шанса насладиться спокойствием. Очень скоро административные кабинеты займут длинноногие блондинки и менеджеры, собирающие экстренные совещания, чтобы решить, как «папам» заработать деньгу. А я этого терпеть не могла… Уж слишком большой у меня в этом опыт. – Что ты хочешь?
– Ты сама виновата, – Ляшко дёрнул плечом и прикурил свою дурацкую кислую сигару, аромат которой ещё долго будет свербеть в носу. – У нас долг почти в сто миллионов, а денег у меня больше нет. Да, переоценил я себя! Не просчитал, ошибся! А ты, вместо того чтобы пожертвовать своими картинами, упираешься и толкаешь на крайности. Так что ты сейчас на меня смотришь волком? Продай ты их! Продай!
– Георгий… – я понимала, о каких картинах идёт речь, но молчала. Продать их – предать память!
– Ты знаешь, сколько готовы заплатить за них? Мы отобьём часть долга и получим спасительное время, чтобы успеть встать на ноги и начать зарабатывать на галерее. Вот, – он засуетился и вытащил из сейфа пачку документов. – Смотри! Ты же сама собирала эти юные дарования по всей стране! Ты их выставляешь, продаешь, а потом спокойно забираешь свой процент. Схема рабочая, Адель. Так что ты упираешься?
– О каких картинах ты говоришь? – цыкнула я, присаживаясь в кресло. —Забыл, что квартиру мою ограбили и вынесли всё, что можно?
– Ну что ты дурой прикидываешься? – он закатил глаза и подошёл к окну, пряча влажный взгляд. – Я же знаю, что ты снимаешь ячейку в банке.
– Георгий! – вспыхнула я и выбежала из кабинета.
Мне вдруг захотелось спрятаться. Убежать и не вспоминать тот день… Это был мой юбилей, к которому Ляшко готовился с каким-то ненормальным усердием. Он готовил сюрприз, решив вывезти меня на выходные из душного пыльного мегаполиса. В тот день я и правда разбирала архивы картин, перевезя их из комнаты в общежитии. Надюша и Лиля помогали, как могли. Сортировали наброски, эскизы, чтобы понять, что можно отложить для затравки коллекционеров. Работ у меня было настолько много, что пришлось вызвать грузовое такси, с которым и отправились сёстры. А я осталась…
Открыла заколоченный чулан и разложила свёртки холстов, на которые не было смотреть сил. На них повсюду был ОН… Наши поцелуи, объятия и жаркий секс под луной. Картины были преступно заброшены в дальний угол, лишь бы не попадались на глаза. Я раньше часто выставлялась. И об этих картинах знали все, поэтому и гонялись, как полоумные. А я не могла продать. Рука не поднималась. Вот и тогда вместо того, чтобы отвезти их домой, я прямиком отправилась в банк, где сняла большую ячейку, опечатала и забыла навсегда.
Мы с Георгием уехали отдыхать, а когда вернулись, обнаружили вычищенную квартиру, Лильку, шающую от кайфа, и полный разгром. Это был шок. Мне было не жаль старья, мне было жаль мою бедную сестру. В полицию я заявлять не стала, потому что итог ясен всем. Сестра-наркоманка пустила в дом себе подобных, позволив обчистить дуру-художницу. История стара как мир. Так для чего тогда всё это? И я смирилась. Отправила Лилю в ретрит, стёрла из памяти произошедшее и перестала обращать внимание на новости о своих картинах, гуляющих по чёрному рынку.
Но вот откуда Георгий узнал о ячейке? О том, что стоящие работы надёжно спрятаны в банковском сейфе? Об этом не знала даже Надюша…
– Если я их и продам, то только тогда, когда ситуация будет патовой.
– Она и так патовая, дура! – захрипел Георгий, схватил меня за руку и втолкнул обратно в кабинет. – Со дня на день придут из банка и потребуют закрыть кредит, который мы взяли под строительство, вот только я пуст. И это я ещё молчу, сколько людей дало деньги только под моё честное слово! А у тебя? Что есть у тебя? Двушка в пригороде и подержанная тачка?
– Слушай, – рассмеялась я и с силой выдернула руку из его хватки. В голове вибрировали слова Раевского, от которых я никак не могла избавиться. – А как так получилось, что ты просчитался в сто лямов? Ну ладно бы, в десять, там бы можно было подтянуть пояса и распродать имущество, свято веруя в успех дела. Но сто! Георгий, как?
– Я пытаюсь сохранить твою мечту, идиотка, – он дёрнулся, будто отбиваясь от моего вопроса, и вновь вернул разговор в нужное ему русло. – А ты мне мешаешь! Откуда в тебе эта нотка недоверия? Откуда взгляд этот пытливый? А сомнения? Мы столько лет вместе, я что, не заслужил твоего доверия?
– А! Даже так? – вновь рассмеялась и достала телефон, ища в записной книжке номер своего агента, которому иногда сливала старые работы, оставленные, чтобы помочь Димке встать на ноги в чужом городе. – Алло, Кость, привет. У меня для тебя подарок, милый. В эту субботу в моей галерее пройдёт аукцион Темной Ночи. Да-да… Сначала выставка ранних работ, а потом и аукцион. Будь дружочком, растряси этот секретик, как ты умеешь. Ага, чтобы каждая дворовая собака знала, куда брести в субботу вечером.
– Что? – взревел Ляшко, пытаясь отобрать телефон. – Что ты творишь?
– Если я и продам свои картины, то пусть это будет честно! – во мне будто что-то сломалось, я взревела и оттолкнула Ляшко. – Аукцион, Георгий. Слышишь? Пусть покупателем окажется тот, кто действительно этого хочет, а не тот, кому ты денег должен…
– Тук-тук… Я, наверное, помешал? – еле слышно посмеялся Слава Мятежный, входя в кабинет. Он явно понимал, что появился в самый разгар спора, но уходить, тем не менее, не собирался. Сел в кресло напротив и положил на стол папку документов. – Адель? Я решил вложиться в
