В качестве извинений я разрешаю тебе вылизать мои сапоги и сплести новый аркан. Можешь приступать.
— Этот чуткий практик не ощущает в себе чувства вины, — ах, как же ему не хватало сейчас старого доброго хлыста Ксина.
Драться руками против такого длинного оружия будет очень, просто до крайности неудобно. Даже будь они на одном ранге Сборщиков Ци. Вот только энергия Алтаджина в теле имела странную двойственность: она казалась немного слабее лунной Ци Саргона, однако несла в себе более качественную структуру.
Будто кровь более распространенной группы, однако с повышенной проходимостью, лучшей регуляцией давления или более широкими каналами.
«Так вот, как выглядит практик второго ранга, „Закалка Тела“! Не уверен, что мне удастся победить его в прямом бою. А если вдруг одержу победу… Может статься, что это будет еще хуже унизительного поражения. Черт, как же не вовремя! Почему он вообще ко мне привязался⁈»
Алтаджин словно прочитал его мысли: он радостно покивал головой, затем вдруг отбил поясной поклон с закатанными по самые бельма глазами куда-то в соколиную высь, а под конец повернулся обратно к Саргону и безо всяких попыток скрыть свои действия потянул со спины копье.
— Новобранцам из Лагеря Навозников стоит научиться вовремя закрывать свои рты. Иначе ни к чему хорошему их поведение не приведет. {Мой!} — палец в небо, — Указывает спасти заблудших братьев от таких позорных действий ради их же блага…
— Прекращай, Алтаджин. Сейчас не время, — голос у «полторашки» оказался на диво приятный: без хрустальной девичьей звонкости, но с мягкостью пианинных клавиш и красивыми, пусть даже не поставленными интонациями, — каждый кэ на счету.
Она успела перехватить копье у самого конца рукояти, из-за чего кочевник нелепо запутался в древке, споткнулся, едва успел выровнять равновесие. С угодливой азиатской улыбкой он повернулся к ней, но лицо тут же поменяло выражение на раздраженное и он вырвал оружие из тонких девичьих рук.
— Сам разберусь. Сам, — палец в небо, затем поворот к Саргону, — сказал пока не трогать тебя, отродье. Решим по возвращении, — Алтаджин вяло почесал щеку, не слишком довольный, но и не особо расстроенный.
Он убрал монструозное копье обратно за спину, а затем в первый раз обратил внимание на строй, частью которого и являлся бывший мо шен рен.
— Кто десятник? — Лениво спросил он.
— Десятник Акургаль приветствует господина из Старого Города! — гаркнул их командир.
— Угу. Отряд Сороки. Будешь обращаться теперь так. Остальные… — кочевник замолчал, принялся с вялым подобием интереса рассматривать строй людей перед ним, при этом не переставая ковыряться в носу.
— Слушай мою команду…
— Сначала представься сам и представь нас, — спокойно напомнила ему давешняя сероглазка.
Кочевник шумно втянул воздух ноздрями, погримасничал, но спорить не стал:
— Я — посланник великого Бога в этом царстве заблудших душ, Алтаджин из народа басурман, мое имя читается на вашем свинском наречии, как вороной конь, гарцующий перед коленнопреклоненным врагом.
— Твое имя никак не читается. У него не может быть больше одного значения, как у любого другого басурмана, — ах, ее текучий, чистый, как ноты голос. Саргон бы слушал и слушал.
— Молчи, женщина! — не согласился с ним Алтаджин и фыркнул, как недовольная кобыла, — эта несравненная, всезнающая госпожа перед вами — Дун Цзе. Повергает демонов красотой к своим ногам, так сказать, подобное подобному, плюет в облака, когда идет дождь, разгоняет ветры руками. Откуда пускают разгоняемый ветер, {мой!} велел не говорить.
Дун Цзе на такую аттестацию не повела и бровью. На мнение прикомандированного отряда ей и вовсе было в высшей степени плевать: ни разговаривать с ними, ни отдавать приказы она не собиралась.
Зато ее спутница сначала покраснела, а потом гневно сверкнула глазами, потянулась к поясу, где висел массивный жезл из обработанного(!) чертодрева. Но тут же себя одернула, выпрямилась обратно с невозмутимым видом.
— А это Ян. Просто и вульгарно: Ян. Звук — как будто случайно на крысу наступил. Поэтому можете обращаться к ней Ян-гуйфэй, — и жизнерадостно заржал.
— Кто такая Ян-гуйфэй? — Шепотом спросил Кань Юлвея, пока несчастная девушка стискивала кулачки и кусала губки. Отсылки он не уловил.
— О чем ты говоришь? Вот же она, вас только что представили, — аристократ улыбнулся краем рта, пока Кань ловил отвисшую челюсть после внезапной подколки.
— Любимая наложница Императора династии Тан. Ее обвинили во всех бедах страны и девушка покончила с собой, а труп осквернили солдаты… — поспешил просветить всех причастных Вань.
— Еще месяц без женщины и я сам оскверню чей-нибудь труп. Можно даже не женский.
— Ну вы губу-то раскатали с такими запросами, Камей-гугу, — паскудненько захихикал Кань, — зачем вам именно человеческий?
— Щас ты у меня сам следующей же ночью станешь почетным демоническим трупом со всеми своими обязанностями, — мрачно буркнул бывший бандит.
— Что вы там шепчетесь, а, убуштэй⁈ Я слышал, вас уже лишили казармы. О, Великий, и это сборище гуйлгачин я должен вести на ответственное задание!
— Которое ты до сих пор не озвучил, — спокойно напомнила ему Дун Цзе.
«Хм. Наряд невзрачный, характер подходящий, какой-то цитатник за поясом. Решено, буду звать тебя ЦзэДун», — решил довольный Саргон.
Все же настоящий талант в давании прозвищ не исчезнет и после смерти.
— Да каждый месяц этим занимаемся, надоело языком трепать. Задание на полдня: прошелся, добил, что шевелится, наорал на болванов из караванной охраны, ушел обратно. Нас троих хватило бы за глаза. Нет, надо тащить с собой застенное мясо…
— А теперь слушай задание. Мы выдвигаемся по дороге на материк, проверяем местность вокруг, доходим до точки сбора с разведчиками, рассказываем ситуацию, потом идем обратно. Все. Вопросы? Нет? Тогда выдвигаемся!
Глава 9
— «За сотни лет столько ослов закончили жизнь на Ослиной улице, что и не счесть. Днем и ночью здесь бродят стадами души безвинно убиенных ослов, каждый камень на Ослиной улице, можно сказать, орошен ослиной кровью, каждое растение пропитано ослиным духом, их присутствие в полной мере ощущается в каждом туалете, и каждый побывавший на Ослиной улице в той или иной степени обретает ослиный нрав».
Саргон не понимал, как эта миленькая, спокойная и логичная Дун Цзе может нести подобную чушь с таким одухотворенным лицом.
— О, Митра, этот стиль слишком похож на Лао-цзы. И я не могу не
