так, что по лицу рассыпались морщинки, и глаза стали такие грустные-грустные… И мне стало так стыдно, что аж в груди защемило.
Дальше все происходило так стремительно, быстро… Одна больница сменяла другую, я даже имен врачей не успевала запомнить, как отец срывал меня с места, не услышав от них ничего внятного. Он злился, устраивал истерики, даже потащил меня в Германию в надежде, что там меня вылечат! Но проблема была в том, что у меня ничего не болело, а анализы упорно показывали удовлетворительную картину.
Меня просто выпотрошили, оставив бездушную обёртку тела. И только красочные сны приходили ко мне каждую ночь… Просыпалась в слезах, пытаясь вспомнить детали, но все стиралось… Лишь белоснежная вьюга крутила кружева рыхлым снегом вокруг красивого двухэтажного дома, на крыльце которого застывшим кадром маячила мужская фигура в одной рубашке.
Не могла понять, что произошло, как оказалась в больнице, хотя последним воспоминанием был клуб, куда потащила меня Лидуня Воронкова, у её курса там была тематическая вечеринка. Отчетливо помню поездку в такси, помню наш дикий смех, приподнятое настроение и суетливое обсуждение планов на Новый год. А потом… А потом пусто…
Когда паника чуть отступила после успокоительного, отец выпроводил всех из палаты и рассказал, что в больнице я уже несколько недель. Что нашли меня на дороге совершенно случайно и все это время пытались привести в чувство. А когда я спросила про Лиду… Он опустил глаза и сообщил, что её тело обнаружили спустя неделю, вот только ей было уже не помочь.
Меня накрыло… Мир перестал существовать, время превратилось в пепел, я утонула в собственных слезах. Рассматривала уродливые шрамы по всему телу, пыталась их стереть, раздирала кожу до красных кровоточащих ссадин, только бы никогда не видеть их! И на себя смотреть не могла… Казалось, меня выпачкали, истерзали, испортили… Моя жизнь вдруг перестала мне принадлежать! Оттого я и не сопротивлялась бесконечным перелетам, клиникам, сессиям с психотерапевтами и даже гипнотическим практикам… Все равно было, ведь мою Лидусю уже никто не вернёт.
И меня спасла только моя милая мамочка. Когда отец вновь сообщил о том, что мы вылетаем в очередную клинику с гениальными врачами, она топнула ногой и запретила меня трогать. Грудью встала на защиту, впервые за тридцать лет пойдя наперекор отцу. В ту ночь мы вместе с ней оплакивали мою любимую подружку, с которой были неразлучны с самого детского сада. А наутро она сообщила, что мы вдвоем летим на Бали и пробудем там столько, сколько я захочу…
Мне потребовалось почти два месяца, чтобы решиться на возвращение. Мама помогла отстоять перед отцом свою квартиру, а также договорилась с ректором, чтобы мне позволили сдать сессию в порядке исключения. И вот я здесь… Все знакомо ровно настолько же, насколько и ново.
Вдруг стало нечем дышать… Паника вновь навалилась на меня, учащая сердцебиение. Но с этим я научилась справляться, поэтому быстро оделась, схватила сумку и буквально выбежала из дома, ныряя в толпу прохожих, назло собственным страхам. Боялась посторонних до ужаса! До дрожи в мышцах, но именно на виду у людей чувствовала себя в безопасности.
Весеннее солнце грело бледные лица горожан, бликовало на зеркальных фасадах зданий и заигрывало с ними искрами в отполированных бочинах авто. Брела, считая сбитые кирпичики брусчатки под ногами, и старалась дышать полной грудью. Именно это меня и успокаивало. Порой могла гулять до вечера, наворачивала круги по центру, боясь выходить из толпы, как овечка в стае быков… А когда поток слабел, мчалась домой и закрывалась на все замки, ныряя в мягкость пуховых одеял. Наверное, было бы логичнее не спорить с отцом и остаться в родительском доме, где повсюду охрана, но что-то меня толкало сюда. В свою небольшую квартирку с белыми стенами и розовыми занавесками в цветочек.
Я явно переоценила силу весенней погоды, выбежав в спортивном костюме и пуховой жилетке. Ветер был мало похож на мартовский, пронизывал аж до костей. Поэтому и тряслась, как мокрый щенок, а завидев центральный вход в торговый центр, рванула к нему, мечтая лишь о чашке горячего какао в любимом итальянском ресторанчике.
Я так воодушевилась этой идеей, что даже в носу защекотало от ароматов свежей фокаччи и пряного соуса песто. И чтобы ярче вспомнить этот волшебный вкус, даже глаза прикрыла. Да всего на секундочку! На мгновение! Но этого было достаточно, чтобы со всей дури влететь в грудь выходящего мужчины. Сила удара была такой, что даже челюсть щелкнула.
– Чееерт… – застонала я, мотыляя прикушенным языком, как собака. Из глаз брызнули слёзы, а ещё я стала скулить, как собака побитая, приплясывая от боли.
– Аккуратнее нужно быть, – низкий и такой шелестящий, обволакивающий мужской голос отвлек меня от содроганий.
Я вздёрнула голову… И утонула… Теплая синева чуть прищуренных глаз казалась бесконечной, бездонной. Проваливалась все глубже и глубже, не находя в себе сил сопротивляться.
Так нагло рассматривала красивое лицо незнакомца, даже не думая о том, что он подумает! Четкий контур губ, прямой нос, дерзкая линия челюсти, по краю которой хотелось пройтись подушечками пальцев, и такой теплый взгляд. Пялилась я, замер и он. Смотрел в глаза, не таясь, не прячась, лишь желваки так быстро гуляли, выдавая эмоции, которым на его лице не было места.
Крепкая ладонь до сих пор сжимала мой локоть, то усиливая хват, то ослабляя, повторяя наше сбивчивое дыхание. Это было так странно… Необычно. Но чувство стыда так и не пришло. Его прикосновение было странным… От него по телу побежали мурашки, а ноги стали ватными, практически обездвиженными от колик.
– Прошу прощения. Я вечно попадаю в подобные нелепые ситуации. Это моя вина, – попыталась улыбнуться, но тут же ойкнула от боли. Видимо, прикусила я не только язык, но и губу. В подтверждение моих мыслей по подбородку потекло что-то теплое… – Что это, кровь? Кровь! Боже!
– Тише, – мужчина едва заметно улыбнулся, приподнял меня, как пушинку, и сдвинул с прохода, чтобы нас не толкали посетители. – Прижми к губе.
Он вложил мне в руку платок и настойчиво подтолкнул за локоть.
– Тебе бы холодное приложить, чтобы остановить кровь.
– Нет, не стоит, – не знаю, почему я слушалась, просто делала то, что он скажет. И страха не было, лишь жгучий интерес. Прижала платок, и в нос ударил аромат мужского парфюма, такой богатый на теплые ноты, терпкую сладость и горечь алкоголя. Я даже прикрыла глаза, вбирая в легкие этот соблазнительный купаж, но потом распахнула, боясь, что рухну в обморок.
– Леся!
Я
