мы за дальней рощей, в которой так нелепо слышалось весёлое щебетание птиц. С фотографии на простом деревянном кресте на меня смотрела моя лучшая подруга.
Рванула дверь и бросилась к земляному холму, усыпанному цветами, расслабляя стянутое спазмом горло. Оглушающий рёв спугнул птиц, погружая нас в трескучую тишину скорби, в которой было место лишь для моих слёз стыда. Я винила себя… За то, что ничего не помню, за то, что она вот здесь… а я живу! Дышу! Болтаюсь от скуки по городу, не в силах справиться с внутренней пустотой. И всё таким глупым показалось… Эти мои страдания, страх и слёзы! Как я могу думать об этом, когда моей Лиды больше нет?
– Леся, тебе мало? Мало? Ты могла лежать рядом, – по щекам отца текли настоящие слёзы, он дрожащим пальцем тыкал в месиво глины и хрипел, сдерживая крик: – Но ты жива! И послушай меня… Иван отличный мужик, надежный, сильный, он станет крепким тылом для вашей семьи!
– А как же любовь, пап?
– Ты думаешь, мама сильно меня любила, когда твой дед привел её в наш дом? Думаешь, любила? Нет! Она меня боялась, как черта!
– А ты?
– А я любил своих родителей и сделал так, как было правильно, – отец опустился на деревянную скамейку, разложил поднесенные водителем алые розы и рассыпал охапку поверх тех, что уже были побиты ночными морозами. – Иногда просто нужно сделать правильный выбор.
Слова отца кололись, разум противился, тело – тем более, то нагоняя панику, то пускаясь в приступ тошноты. Бред!
– Если бы я была замужем, такого бы со мной не произошло? – горько усмехнулась я, пытаясь погасить в себе раздражение. – Ты серьёзно?
– Любовь – сказка, Лесь. Поверь, если мужик хочет, он создаст её для своей женщины… – отец взял меня за руку, поднял с мокрой земли, усадил себе на колени и стал покачивать, как в детстве. – Мы с мамой хотим для тебя только самого лучшего. А Иван достойный, он будет верным спутником и опорой. Ты просто дай ему шанс. Пообещай мне!
Шанс… Всего шанс?
– Хорошо, – усталость так стремительно поглощала все эмоции, внутренний бунт и силы, что даже голова закружилась. Тело было ватным, все, что я могла – обнимать отца за шею, вдыхать привычный аромат сладкого парфюма и безвольно кивать.
Возможно, он прав?
Быть может, я бы не попала в это дерьмо, если бы не ушла из дома? Если бы так рьяно не пыталась откреститься от Ивана и этого нелепого договорного брака между двумя семьями? Быть может, это знак?
Отец словно почувствовал, что я практически сдалась, взял меня на руки и понёс в машину.
– Вот увидишь, Леська, все будет хорошо…
Глава 34
– Лесь, ты где витаешь? – мамочка легонько похлопала меня по колену, возвращая с небес на землю. Наклонилась, тихо зашептав на самое ухо: – Ты такая задумчивая, загадочная, всё хорошо? Если устала, только скажи, и сразу домой поедем.
– Всё хорошо, простите, – дежурно улыбнулась, осматривая шикарно накрытый стол нового ресторана «7 НОЧЕЙ». Серебряные нити, оплетающие белоснежную скатерть, искрились от бликов огня высоких свечей в массивных хрустальных подсвечниках, вокруг которых извивались тонкие ветви, имитирующие пушистую вербу. Отец, как обычно, спорил с братом, нервно передвигая солонку, как фигуру на шахматной доске, а Тихон пыхтел, но упорно не соглашался, отмахиваясь от слов отца. – Ничего не меняется, да, мам? Мы наконец-то вырвались в люди все вместе, а они опять спорят…
– Ты что, их не знаешь? – рассмеялась она, кивая официанту, подбежавшему, чтобы обновить её бокал. – Все разговоры только о работе! Хотя мы договаривались, что проведём время с семьёй!
– Отличный ресторан, правда? Необычный, будоражащий, что ли… – настроение было приподнятое, с легким налетом странного трепета, а это было большой редкостью. Меня не сумел взбесить ни препод, пытавший нашу группу до обеда, ни его угрозы отчисления толпы бездарей, ни даже вечерняя пробка, из-за которой я чуть не опоздала на помпезное открытие нового ресторана.
Я с удовольствием рассматривала уютный зал с холодным, практически зимним интерьером. Зеркальные столы, белоснежные кресла, толстые свечи в серебряных канделябрах на светлых стенах, а под потолком извивались миллионы длинных нитей бус вперемешку с бликующими стразами. Они покачивались, чуть звенели, путались в ажурных кружевах, создавая полное ощущение бушующей метели…
В углах зала прятались красивые приватные зоны с каминами, в которых поигрывал живой трескучий огонь. Я даже зажмурилась, ощущая на обнаженных руках тепло пламени. И так хорошо было… Контраст холодных цветов, стерильной чистоты переплетались с загородным уютом, приятно теребя сердце чем-то знакомым, но сильно забытым.
– Название только странное, – мама нарочно стукнула бокалом о стол, привлекая внимание наших мужчин. – Дим, что такое «семь ночей»? Быть может, в этом есть какой-то смысл?
– Может, и есть, мам, только мы об этом никогда не узнаем, – Тихон, мой старший брат, поджал губы и отвернулся от отца, дав понять, что спор окончен. – Вадим вообще странный персонаж, про таких говорят: «Богом поцелованный». За что бы ни схватился, всё получается, да так, что конкуренты остаются курить на обочине с приобретённой от зависти импотенцией. И нефть качает, и гранд сельскохозяйственный урвал, и аэропорт почти построил. А ведь многие делали ставки на его провал. Да, пап?
– Это что, его ресторан? – отец напрягся, даже пропустил колкость сына, и стал крутить по сторонам головой.
– Так шепчутся, – Тиша устало осушил бокал коньяка и закусил долькой лимона. – Правда, по документам на сестре его числится. Она у него вдруг стала рестораторшей местного масштаба.
– В каком смысле? – отец отмахнулся от театрального вздоха мамы, с интересом слушая Тишу.
– Друг у Вьюника есть, Каратицкий, знаешь?
– Кто сынка мэра приморского не знает? – усмехнулся отец. – Он своими ресторанами задушил всех конкурентов! Переманил лучших шефов, а потом и вовсе стал растить своих молодых гениев. С виду опездол беззаботный, а раком многих поставил, между прочим.
– Так вот Каратик продал всё Вере Дмитриевне Вьюник, есть слух, что Костя готовится сменить отца на посту, поэтому чистит след бизнеса. Но этот ресторан не его, – Тима тоже стал осматриваться, потому что с самого прихода они не могли оторваться от извечного спора. А когда задрал голову вверх, вовсе рассмеялся. – Ну точно… Вьюга!
Вьюга… По коже пробежал табун мурашей. Я и сама не могла оторвать глаз от феерии беспокойства, творящейся под сводчатым потолком. Всё переливалось, искрилось, имитируя кружева вьюги, и даже будто пахло морозным снегом. Перед глазами вновь всплыла картинка из моих снов – снежный занавес,
