Рейтинговые книги
Читем онлайн Музыка боли. Образ травмы в советской и восточноевропейской музыке конца XX века - Мария Чизмич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 99
религиозные взаимосвязи, которые выходят далеко за пределы истории и границ СССР.

В «Tabula Rasa» элементы старины и новизны сливаются и создают ощущение замершего времени. Обращаясь к такой композиционной стратегии, Пярт, по всей видимости, отдает предпочтение музыкальным пространствам, где могут сосуществовать частички из различных периодов истории. Композитор не принимает идею прогресса ни в истории, ни в музыке. Гройс замечает, что именно в 1970-е годы, когда деятели культуры попробовали воссоединиться с прошлым, история рухнула прямо под их ногами, не выдержав параллельного воздействия постмодернизма и сталинизма. Но, возможно, художники и композиторы – особенно Пярт – не пассивно реагировали на эти внешние веяния, а делали выбор в пользу проработки нелинейных представлений об истории. Варлам сразу же замечает, что Сандро, молящий о спасении церкви VI века, и его товарищи, по всей видимости, выступают против прогресса. По мнению эстонского историка Велло Сало, советское правительство зачастую оправдывало кампании против религии как раз противопоставлением церкви и прогресса. Сало замечает, что эстонцы с особым скепсисом относились к такой риторике: «В Эстонии религиозная вера столь слабо противодействует внедрению новых вещей, что настойчивая борьба против нее выглядит как битва против ветряных мельниц»80. И сцена из «Покаяния», и вывод Сало явно демонстрируют, как «прогресс» служил обоснованием для затирания как истории, так и религии. В «Tabula Rasa» категорий «прогресса» нет ни в том, что касается отсылок к истории музыки, ни в выстраивании структуры. В произведении мотивы ранней музыки, религиозный контекст и статичность формируют ощущение цикличности времени, где все эти и многие другие элементы сосуществуют и взаимодействуют друг с другом. «Tabula Rasa» в некотором смысле представляет собой критику всех советских демагогических заявлений о прогрессе и религии.

Как «Tabula Rasa», так и «Покаяние» в рамках осмысления прошлого апеллируют к духовности и тем самым отражают общую склонность людей находить взаимосвязи между культурой, историей и нравственностью. Упор на веру придает искусству, культуре и памяти определенный флер высокоморальности. Буббайер подчеркивает, что в 1970-е и 1980-е годы известные русские деятели искусства и даже политики отстаивали нравственность высокого искусства. Мазо приписывает русским давнюю традицию облечения моральных истин в художественные формы. Сам Пярт отмечает у себя побуждение прорабатывать через музыку «вопросы вечности»81. Не будучи этническими русскими, Пярт и Абуладзе могли и не следовать этой традиции. Впрочем, и композиция Пярта, и фильм Абуладзе позволяют сделать вывод, что по меньшей мере в 1970-е и 1980-е годы в советском дискурсе наметились нравственные по характеру дискуссии об истории и памяти, во многом проходившие через ассоциации с религией.

Музыка, эмпатия и культурная травма в «Покаянии»

«Покаяние» задает важный культурный контекст для «Tabula Rasa» и подчеркивает то, как ранние произведения Пярта в стилистике тинтиннабули выступают ответом на вопросы об истории и памяти, которые поднимались в общесоветском дискурсе. В свою очередь, «Tabula Rasa» помогает «Покаянию» инициировать, по выражению Джеффри Александера, «процесс проработки травмы». Композиция Пярта выступает частью общей интерпретации в «Покаянии» феномена сталинизма в качестве культурной травмы, позволяет создателям фильма четко обозначить жертв этой системы и формирует эмпатию у зрителей по отношению к ключевым персонажам кинокартины.

Вслед за арестом Сандро Абуладзе представляет нашему вниманию серию предельно реалистичных сцен, в которых вторая часть произведения Пярта – «Silentium» – звучит как лейтмотив утраты и потери. Зрители становятся свидетелями того, как Нино пытается справиться с исчезновением арестованного мужа. Первая сцена кажется почти переложением на кинопленку поэмы Ахматовой «Реквием»: Нино и Кети отстаивают долгую очередь наряду с другими женщинами, пытающимися хоть что-нибудь узнать о пропавших близких. Не получая внятного ответа, Нино в следующей сцене вбегает в кабинет Варлама, но городского главы там нет. Героиня находит лишь таблички, на которых изображен Варлам. Нино хватает и ломает одну из них. В этот момент в кабинет входит Варлам. Вопреки вспышке гнева, Нино подходит к Варламу и, опускаясь перед ним на колени, отчаянно молит о спасении Сандро. Городской глава, смерив Нино безучастным взглядом, проходит мимо. Затем мы оказываемся в новом доме Нино и Кети. После ареста Сандро семья потеряла большую квартиру и теперь живет в скромном подвальном помещении. К Нино и Кети с улицы заглядывает соседский мальчишка, который сообщает им, что на железнодорожную станцию прибыла новая партия древесины. Мальчик говорит, что Нино и Кети, возможно, найдут весточку от Сандро на одном из бревен – еще один элемент исторической правды. Нино не теряет ни секунды и покидает комнату вместе с Кети.

Мы переносимся на железнодорожные пути в промышленной части городка. Нино и Кети бегут вдоль рельсов. День стоит пасмурный, земля под их ногами влажная после дождя, сцена выдержана в сплошных серых и коричневых тонах. В кадре, снятом с операторского крана, мы видим, как маленькие фигурки продвигаются мимо заготовленных бревен. «Silentium» вступает сразу после появления Нино и Кети в кадре и звучит на протяжении всей мрачной сцены. Никакие другие звуки – ни внешние шумы, ни голоса людей – не пробиваются в музыку. Закутанные в пальто и платки Нино и Кети ищут на бревнах хоть какое-нибудь сообщение от Сандро. Мать и дочь долго ходят по покрытой глубокими лужами площадке. Абуладзе противопоставляет этим безрезультатным поискам два эпизода, когда другие люди находят что-то среди бревен. Мальчик обнаруживает имя отца на бревне и, ликуя, убегает на поиски матери – единственный момент, когда музыку прерывает посторонний звук. В сцене также фигурирует немолодая женщина, которая сначала не мигая смотрит на связку бревен снизу вверх, а потом продолжает поиски. Чуть позже мы видим эту женщину у одного из бревен: она гладит и целует место, где вырублены имя и дата, трогает каждый уголок, каждый зарубок на бревне и что-то приговаривает вслух. Зрители не слышат, что именно говорит эта женщина. Она напряженно двигает губами, неоднократно припадая лицом к дереву.

Найденная весточка от близкого человека оказывается и глубоко ценной, и болезненно эфемерной. Абуладзе дополняет сцену кадрами, на которых спецтехника, медленно продвигаясь по вязкой грязи, перемещает связки бревен и измельчитель древесины извергает из себя плотный поток опилок.

Абуладзе снимает поиски, предпринятые Нино и Кети, таким образом, чтобы зрители могли ощутить себя на их месте и сопереживать героиням82. В одном кадре мы видим маленькие руки Кети. Девочка проводит пальцами по опилкам. Камера отодвигается, и мы обнаруживаем Кети – одинокую и печальную – посреди щепок и брусков. На заднем плане – огромная лужа. Чуть ранее в том же эпизоде Кети стоит у кучи бревен и осматривает

1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 99
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Музыка боли. Образ травмы в советской и восточноевропейской музыке конца XX века - Мария Чизмич бесплатно.
Похожие на Музыка боли. Образ травмы в советской и восточноевропейской музыке конца XX века - Мария Чизмич книги

Оставить комментарий