замерев в немых позах, издавали душераздирающий звон, возвещая о приближающейся беде.
– Я считала, что священники куда чище и открытие, – проникнув внутрь церкви, отметила острокрылая.
Епископ, вознося руки к небесам, был окружен сотней беззащитных прихожан, которые в отчаянье искали спасение в здешних стенах.
– Он кстати большой шалун по женской части, – хихикнув, указал на священника Гарпий. – Я думаю, Всеединый уже давно перестал прислушиваться к его бредням и вообще обращать на него внимание.
Улула заклекотала и, захлопав крыльями, возмущенно произнесла:
– Не может быть! Я не вижу здесь ни одного праведника! Даже намека на искреннее раскаянье…
– Вот и я о том же, – согласился демон. – Тогда я считал, что дело у меня в кармане… Пойдем!
Каменный дом с огромной печной трубой оказался заперт и забит с наружи досками, а дверь была привалена кучей тяжелого хлама. Демон с легкостью расчистил путь, и они попали в огромный зал, напоминающий старую добрую таверну.
– Зачем мы здесь?
– Помолчи! – цыкнул на Улулу демон. – Лучше послушай…
В глубокой тишине, как в бездонной бочке растворился любой маломальский звук. Улула напрягла слух, но ничего не услышала.
Гарпий бесшумно проскользил к погребу, на котором висел огромный замок и кивком позвал острокрылую.
Откуда-то из недр подвала сначала донесся детский плач, а затем чистые слова молитвы. Женский голос, смирившийся со всеми невзгодами неустанно шептал восхваления Всеединому, моля того об избавлении от бед и грехов.
– Кто это? – дрогнувшим голосом спросила Улала.
– Сейчас узнаешь.
Дверь погреба отварилась, и они стали медленно спускаться вниз по лестнице. Вступив на землю, Гарпий хлопнул в ладоши и в темнице зажегся тусклый свет.
Помещение было ужасно сырым, промозглым; возле стен Улула заметила снующих туда-сюда здоровенных крыс.
– Смотри, – с неким отвращение произнес Гарпий.
В самом дальнем углу, прижав к груди дитя, сидела совсем молодая девушка – на щеках застыли тонкие струйки слез, а на груди покоился крохотный деревянный символ бесконечной жизни.
– Кто она?
– О, это очень печальная и душещипательная история, – сквозь зубы процедил демон. – Эта девушка настоящая мученица, побери ее Кронос.
Свет стал ярче, озарив лицо несчастной и дав возможность Улуле увидеть на правой щеке затворницы горящий огнем знак избранных, чистых душ.
– Но нам не дано право… – ошарашено произнесла острокрылая.
– Слепец. Глупый слепец, – не слушая дорлийку, стал ругать себя демон.
Очутившись возле несчастной праведницы, демон зарычал, будто цепной пес, готовый с легкостью разорвать беспомощную жертву, но сдерживаемый длинной поводка.
– Ее муж был подлинным деспотом. А когда она родила ему дочь, а не сына – просто взбесился, – немного успокоившись, пояснил Гарпий. – Девушка любила его и отдавала всю себя, но тот лишь издевался над ней, всячески отравляя жизнь. На ее месте я давно бы насыпал ему в суп стрихнины. А наша дура терпела, продолжая холить и лелеять это чудовище. Даже когда он пытался лишить ее жизни, придушив ухватом.
– Ребенок только подливал масла в огонь, – вглядевшись в измученное лицо девушки и прочитав ее мысли, добавила острокрылая.
Демон согласился, пояснив:
– Ее дух оказался сильнее всех издевательств. Тогда я еще слишком плохо знал людей. Никогда не понимал, как можно терпеть подобные страдания?!
– Что же было дальше?
Гарпий тяжело вздохнул и, закатив глаза, щелкнул пальцами.
В тот же миг мрачные стены исчезли, перенеся двух демонов на просторный луг полыни. В ноздри ударил тяжелый слегка горьковатый запах. Картинка больше не казалась неживой, застыв немыми масляными красками. Мир вокруг ожил – шум донес шелест могучих крон и крик потревоженных птиц.
Улула с тревогой вгляделась вдаль, откуда медленно приближался мрачный путник в темном дорожном плаще, цвета вороньего крыла.
Прямо в центре поляны стоял Гарпий. Такой же статный, высокий, уверенный в себе. Только сейчас он был одет совсем иначе. Вместо свободного, белоснежного костюма, он облачился в льняную рубаху и штаны.
Приглядевшись к незнакомцу, Улула вздрогнула. Она узнала того, в ком не было и капли жизни.
Коракс властно вышагивал, нещадно приминая высокую траву.
– Кем ты возомнил себя? – острый, словно бритва голос разрезал напряженную тишину.
Гарпий попятился, но в последний момент остановился, гордо выпятив вперед грудь.
– Они сами выбрали свою судьбу!
– После твоих действий?!
Высший не терпел никаких оправданий. Серый судья заранее знал приговор каждого, кто попадался на его пути. Смоляные глаза зло вперились в демона и будто карканье старого ворона по лугу эхом разнесся голос:
– Лучше бы ты следил за Пургаторием. Или у тебя мало хлопот от бесплодных?!
– Их души слишком черны. Разве в том есть моя вина? Они сами выбрали себе подобную участь!
– Не разобравшись, ты решил проявить инициативу, забыв, что среди грешников может оказаться хотя бы один праведник. Хочешь выслужиться перед Всеединым?!
Гарпий недовольно поморщился, выказав тем самым абсурдность подобных предположений.
– Мне плевать на ложные обвинения! Я выполняю свое предназначение: не больше, не меньше.
– Ты, слишком однобоко оцениваешь тех, в ком теплиться душа, оролиец, – также спокойно произнес Ворон. – И твоя слепота сыграет с тобой злую шутку! А пока радуйся, что ты продолжаешь носить свое обличие, а не исчез в небытие!
Коракас пропал, оставив после себя только горький привкус полыни. Замерев словно каменное изваяние, Гарпий был не в силах пошевелиться.
Льняная одежда демона сползла с него как змеиная кожа, ее поменял строгий лунно-белый костюмом, с жилетом и черным широким галстуком.
Улула ощутила, что снова приобрела человеческий образ.
Осторожно приблизившись к демону, она аккуратно коснулась его плеча, заметив, как по бледным вискам, стекает пот.
'Почти как у человека', – промелькнула в голове острокрылой случайная мысль.
– Если мы ошибемся и у нас не получиться?.. – одними губами прошептала она ему на ухо.
– Победителей не судят, а проигравших – придадут забвению, – ответил Гарпий и затих.
– Мы преследуем разные цели, но пытаемся достичь их одним путем. Но клянусь тебе, я не отступлюсь. Никогда, – Улула ощутила, как по ее щекам струятся извилистые линии слез, кровавых слез.
'Почти как у человека!' – родилось в ее голове еще одно странное сравнение.
– Я знаю это. Поэтому я и выбрал тебя, – устало заключил Гарпий, разрывая в клочья образ давно забытых воспоминаний. Вчерашний день исчезал навсегда.
9. глава – Изнанка привычного мира.
Наше представление о привычном мире не всегда верно, а наш взгляд не всегда может отразить суть происходящего, посылая нашему мозгу неправильные импульсы.
Когда мистер Форсберг отклонил тяжелую ветвь колючей туи, его взору предстала неоднозначная картина: собравшись в кольцо, множество пациентов 'Безнадеги', очертив огненный круг из факелов, располагали на земле непонятные символы.
