Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, составляя «письма о помиловании», люди изо всех сил пытались отыскать тот момент, когда человек терял рассудок. Те, у кого не было образования, гораздо реже рассуждали о возможных причинах расстройства. Они писали об этом, только если видели прямую связь между каким-либо событием и «безумием». К примеру, причиной могли назвать сильную травму головы.
Не меньшее внимание уделяли последствиям, с которыми сталкивались сами «безумцы» и их близкие. Считалось, что психическое расстройство вредит и самому человеку, и его родным, и всему сообществу. Потеря разума была непредсказуема, и никто не знал, чего ожидать в такой ситуации. Часто люди, обезумев, шли против основополагающих норм общества, которые считались священными. Так смотрели на тех, кто, не помня себя от ярости, убивал своих домашних, чаще всего супругов или детей. Такие преступления часто случались ночью, когда жертвы мирно спали. Но Александра Пфау отмечает, что отношение к «безумцам» было двойственным. С одной стороны, их опасались. Как мы видели на примерах, человек действительно мог впасть в ярость и сорваться на близких. Иногда его действия угрожали всем вокруг: например в случае поджога. Но, с другой стороны, в Средневековье часто говорили о том, что психически нестабильные люди нуждаются в присмотре и защите. «Письма о помиловании» показывают, что «безумцы» и «простецы» нередко становились жертвами преступлений.
Жизнь с ментальным расстройством
Средневековый человек, которому не повезло столкнуться с расстройством психики, обычно до последнего старался сохранить привычные условия жизни. Он или она оставались частью сообщества: семьи, большого родственного «клана», селения или города. Возможностей содержать такого человека где-то вне родного дома было не так уж много. Во многом это напоминало ситуации с хронической болезнью тела, о которых мы говорили в одной из предыдущих глав.
Итак, и «безумцы», и уж тем более неагрессивные «дураки» обычно жили дома. Их старались не оставлять без присмотра. В семьях побогаче это поручали слугам, а в тех, что попроще, родственники справлялись сами, но могли попросить о помощи соседей. Чаще всего эту задачу выполняли женщины. Видимо, присмотр за душевно нестабильным человеком относили к той же области, что и заботу о детях и беспомощных стариках. Увы, иногда такие случаи заканчивались печально. Здесь мы снова обратимся к собранию писем о помиловании, которые изучила Александра Пфау. В 1394 году некий Жан Массетире впал в безумие и попытался утопиться в реке[303]. Прохожие спасли его и вернули домой. Его супруге, видимо, нужно было срочно отлучиться по делам, и она попросила соседку Симонетту присмотреть за несчастным. Как только они остались на-едине, Жан сорвал с себя одежду (верный признак безумия!), ударил Симонетту по голове так, что женщина упала, и в итоге все равно бросился в колодец и утонул.
В коллекции Александры Пфау есть несколько подобных историй, но все-таки они были исключением. Обычно ментальное расстройство позволяло жить вполне мирно. Иногда на время приступов человека старались обездвижить: связать, заковать в цепи или где-то запереть. Но случай Жана Массетире показывает, что так поступали далеко не всегда. Порой близкие до последнего отказывались предпринимать хоть что-то. Так вел себя и супруг Жанетты Тропп. Пока жена в ярости рвала одежду и рассыпала муку по всему дому, муж уверял знакомых, что никакие цепи ей не нужны и скоро к Жанетте вернется здравый рассудок. Возможно, он до последнего не хотел причинять супруге неудобства. Но есть и другая причина: в некоторых регионах закон требовал получать специальные разрешения на то, чтобы запереть или заковать родственника. Такое разрешение запросил в 1411 году некто Жиль Крёч из городка Уль неподалеку от Амьена[304]. Его жена «впала в безумие», и он опасался, что женщина навредит себе. Получив документ, Жиль держал супругу взаперти полтора месяца, и она как будто вернулась в норму: «иногда ходила в церковь и занималась своими делами, как и другие женщины». К сожалению, и эта история закончилась преступлением. Муж окончательно убедился в том, что к его жене вернулся рассудок, и однажды вечером оставил ее без присмотра. Это спровоцировало приступ агрессии, и женщина убила одного из своих детей топором. Она преследовала и других детей, но им удалось спастись у соседей. Виноватым объявили мужа: он знал, что супруга неадекватна, но все равно оставил ее в одиночестве с беззащитными детьми.
Письма о помиловании могут создать ощущение, что все средневековые «безумцы» были исключительно агрессивны и опасны для окружающих. Здесь самое время вспомнить о том, что такова специфика этих источников. Их героями становились лишь те, кто совершил преступление или стал жертвой. Обратим внимание на то, что сам факт проживания «безумца» дома не вызывал у составителей писем никакого удивления или возмущения. Это была распространенная практика. Гораздо чаще люди спорили о том, с кем будет жить заболевший: например, может ли муж отправить «обезумевшую» жену жить к ее родителям или братьям.
Способы ограничить подвижность психически нездорового человека обычно не воспринимали как жестокость по отношению к нему лично. Скорее, к ним относились как к мерам, не позволяющим человеку навредить себе и окружающим. Если люди и считали, что проявляют жестокость, ее целью был не сам пострадавший, а его недуг. Например, в случае одержимости обычно указывали, что все меры насилия были направлены на беса, завладевшего телом.
В семье обычно оставались жить и люди с нарушениями интеллектуальных способностей. В отличие от «безумцев» они не проявляли агрессии, поэтому на них смотрели благосклонно. Порой они выполняли несложную работу по дому, находясь под присмотром кого-то из родных. Впрочем, все зависело от состояния человека. Вот что о подобном случае рассказывает скандинавская «Сага о Гисли»: «Сына Ингьяльда звали Хельги. Он был слабоумный, самый что ни на есть придурок. С ним вот как поступали: привязывали на шею просверленный камень и пускали щипать у дома траву, все равно как скотину. Его называли Ингьяльдов дурень»[305] (перевод О. А. Смирницкой). Судя по
- Медицина в Средневековье - Александр Бениаминович Томчин - История / Медицина
- Шанс на жизнь. Как современная медицина спасает еще не рожденных и новорожденных - Оливия Гордон - Биографии и Мемуары / Медицина
- История медицины - Татьяна Сорокина - Медицина
- Новая Немецкая Медицина. Пять биологических законов - Кэролайн Марголин - Медицина
- История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина - Биографии и Мемуары / История
- Сочинения. Том 5 - Гален Клавдий - Античная литература / Медицина / Науки: разное
- Другая история Средневековья. От древности до Возрождения - Дмитрий Калюжный - История
- Хазары - Светлана Александровна Плетнёва - История / Прочая научная литература
- Новейшие победы медицины - Гуго Глязер - Медицина
- История воссоединения Руси. Том 1 - Пантелеймон Кулиш - История