добрые слова сегодняшним утром меня глубоко тронули, и я еще раз благодарю тебя за них от всего моего сердца. Теперь этот день вновь станет праздником в нашей семье, потому что это и день рождения невесты нашего дорогого Ники. Но, с другой стороны, по существу, для нас это всегда будет мучительным.
Наш добрый старый Захарьин сегодня нас покинул. Мы встретились с ним, возвращаясь из церкви. Он уезжал совсем один, и мы ему кричали: «Счастливого путешествия!» Он нам заулыбался в ответ. С ним даже нет слуги. Это невероятно, но, кажется, ему всегда помогают и за ним ухаживают только женщины в его доме, еще одна его оригинальная черта! Вчера, говоря о Захар[ьине], вдруг все превратились в мёд. Сначала с ним имел долгую беседу Воронцов, потом Олсуфьев, которому он все объяснил на будущее. Это возымело прекрасный эффект, как будто ангел мира пролетел над всеми ними. Сегодня Вор[онцов] сказал мне, что очень хорошо, что я привезла Захарьина сюда. Они так быстро переменили свое мнение, просто смешно, но тем лучше для них. Может быть, они вообразили, что он все поставит с ног на голову и будет держать Георгия в натопленных комнатах без воздуха. Ну это ужасно глупо, просто по-идиотски.
Бедный Воронцов опять волнуется за Софку[566], которая болеет. Она вновь слегла с теми же болями. Потом его очень впечатлила и огорчила смерть сына Зографо, единственного сына несчастных Паркутов[567]! Сам он еще очень плохо выглядит, совершенно желтый, но, по крайней мере, больше не страдает. Какие ужасные впечатления и воспоминания у него будут от этого пребывания в Абастумане! Погода никак не хочет устанавливаться. Дождь идет уже в течение 7 дней! Грустно и досадно. Тем не менее мы пользуемся теми редкими моментами, когда показываются солнечные лучи, и выходим на прогулки. У Миры с лапкой уже лучше, но она еще немножко прихрамывает. Но это не мешает ей пребывать в очень хорошем настроении. Она все время требует, чтобы мы брали ее с собой на прогулки как пешие, так и в экипаже.
Я уже отчаялась писать, потому что мои письма не приходят к тебе каждый день. Скажи Безаку[568], что это просто стыд, он должен наладить работу почты, она должна ходить с той же скоростью, что ездят путешественники. Это какой-то недосмотр.
Как поживает глаз бедной, но злой Шуйки? Успокоился ли Миша, учитывал, что она сохранила зрение? Я уверена, что он был в отчаянии, бедный мальчик.
Мы ужинаем всегда в семейном кругу. В 10 часов все собираются играть в лу до половины двенадцатого. Тогда я уже очень хочу спать. В последние дни в моей комнате холодно. Утром, когда я встаю, всего 9 градусов, но для сна это очень хорошо.
Теперь надо заканчивать, обнимаю тебя изо всех сил, мой ангел Саша, и прошу Бога тебя благословить и сохранить. Георгий и Ксения тебя целуют.
Твоя навсегда
Твой самый лучший друг Минни.
Обнимаю дорогих детей.
27 мая 1894. Абас-Туман.
Мой дорогой и любимый душка Саша!
Наконец-то погода стала великолепной, теплой и приятной. Мы тут же воспользовались этим и совершили чудесную прогулку верхом. Сначала мы поехали посмотреть развалины очень старой церкви. На одной из ее стен еще сохранились фрески. Но, к несчастью, какие-то глупцы именно эти фрески выбрали для того, чтобы написать на них свои дурацкие имена голубой и розовой краской, а другие их просто нацарапали, что еще хуже. Как это возмутительно и постыдно сделать такое прямо на картинах! На другой стене было написано большими голубыми и розовыми буквами: «Елизавета Нечаева, Юрий Нечаев и Зинаида Нечаева». Я пришла в негодование, когда увидела имена этого восхитительного трио на стенах старой церкви. А Георгий сказал, что эти люди живут где-то здесь. Сначала мы полюбовались прекрасным видом, открывающимся с высоты этих руин, а потом спустились с горы пешком, потому что спуск был слишком крутым и скользящим. Мы выпили чаю недалеко оттуда, в очень красивом месте, там, где мы устраивали последний пикник два года назад.
По пути мы пережили страшный момент: бедный Бреверн (Яшка) поднимался вместе с нами, и в то время, когда мы ехали шагом, я услышала ужасный шум. Обернувшись, я увидела, что лошадь Яшки перекувырнулась, он упал с нее, и она его полностью накрыла: и лицо, и тело. Я никогда не видела ничего подобного!! Но он тут же встал и не произнес ни слова. Правда, он не мог пошевелить правой рукой. Давыдов и Попов тут же поспешили к нему и отвели его в больницу, рядом с которой мы оказались. Обнаружилось, что у него вывихнуто плечо. К счастью, ему тут же его вправили. При этом боль была невероятная, говорят, бедный старик ужасно кричал. Но как только мы устроились пить чай, он уже появился в медицинском халате и с подвязанной рукой, как будто ничего не случилось. Это было что-то невероятное, слава Богу, что все так хорошо закончилось. Он мог бы оказаться убитым на месте на такой твердой и каменистой дороге. В половине шестого мы возвратились, очень довольные нашей прогулкой и божественной погодой.
Если завтра будет так же хорошо, мы отправимся отсюда в 10 часов утра посмотреть старый монастырь. Говорят, он очень красивый и интересный. Мы возьмем завтрак с собой, это в двух часах отсюда.
Георгий снова весел и, слава Богу, опять начинает хорошо выглядеть. Дай Бог, чтобы лечение пошло ему во благо. Мне кажется, что он уже гораздо меньше кашляет. Зеленцов тоже говорит, что в последние дни по ночам он почти не кашляет. Значит, это благодаря креозоту, который начинает действовать, или же Георгий простудился перед нашим приездом, а сейчас это проходит. Зеленцов рассказал мне, что всю зиму он постоянно простужался. Один насморк сменялся другим, причем с температурой. Возмутительно! И этот добрый Давыдов продолжает утверждать, что здесь невозможно простудиться. Это глупо и нелепо.
К несчастью, уже 10 часов, я должна идти в гостиную играть в лу. Обнимаю тебя от всего сердца, мой ангел Саша, с Мишей, Беби и, естественно, Ники, если он там.
Да благословит и сохранит тебя Господь!
Твой верный друг Минни.
Суббота. 28 мая 1894. Абас-Туман.
Мой дорогой и любимый душка Саша!
Сегодня утром я имела огромную радость получить твое более чем дорогое письмо с курьером, благодарю тебя за него от всего моего сердца. Ты даже не представляешь, какой счастливой меня делают твои письма. Мне каждый раз