как любого другого товарища. И как я тебе уже говорила, он считает, что здесь нельзя простудиться. Давыдов буквально пропитан теми же идеями, что и Алыш[евский], а по существу, он вообще ничего не знал о болезни Георгия, пока сюда не приехал. Именно это поразило Захар[ьина]. По сути, он против какого-либо лечения. И из-за этого здесь нужно оставить Попова, чтобы он наблюдал за Георгием. Это будет естественно и хорошо.
Сегодня больше писать не могу. Жду завтра утром твоего письма и заранее радуюсь. Я так рада, что горячее молоко с Эмсом приносит тебе пользу и ты меньше кашляешь. Смотри не простужайся, делая твои костры, прошу тебя. Георгий и Ксения тебя обнимают. Да благословит и сохранит тебя Господь, мой любимый Саша. Обнимаю тебя с Мишей и Беби от всего сердца как
Твой верный друг Минни.
Воскресенье. 22 мая 1894. Абас-Туман.
Мой дорогой и любимый душка Саша! Для меня было настоящим счастьем сегодня утром, когда я шла пить кофе, получить с курьером твое дорогое, бесценное письмо. Сразу спешу тебя поблагодарить от всей глубины моего сердца и выразить тебе огромную искреннюю радость, которую я ощутила. Ты даже не можешь себе представить, как мне тебя не хватает и как я тоскую без тебя. Это отнимает у меня половину моей радости от нахождения рядом с моим Георгием и именно в этот раз, когда нужно решить столько важных вопросов. Но я благодарна милосердному Богу за то, что сейчас нахожусь здесь и что привезла сюда Захар[ьина]. Это настоящее счастье, потому что, по крайней мере, я чувствую, что наконец-то что-то разумное и серьезное сделано для здоровья Георгия после двух полностью потерянных лет! Я в этом убеждена, и Захарьин такого же мнения, значит, все правильно. Сейчас он описывает настоящее состояние Георгия и план действий на будущее. Поэтому я сама не буду ничего говорить, он объяснит все гораздо лучше, чего я просто не сумею сделать. Это такой добросовестный человек, он обращает внимание на самые мелкие детали во всем. Давыдов ни о чем подобном никогда и не задумывался, потому что он слишком простой или слишком равнодушный. Это не подходящие качества для врача, находящегося рядом с нашим больным сыном, когда к самой незначительной вещи нужно относиться со вниманием. Для меня до настоящего времени было загадкой, почему Алыш[евский] не приезжал сам почаще, чтобы увидеть, как идут дела. Вчера Катя Оз[ерова] пересказала мне свой разговор по этому поводу с Олсуфьевым. Тот пришел в ярость и заявил, что к Алыш[евскому] несправедливы. Он якобы много раз спрашивал разрешения приехать, но ему отказывали (я об этом никогда не слышала), и что по своей инициативе он не приезжал из деликатности. Он боялся, что будут говорить, что он хочет приехать, чтобы получить большую сумму денег за предпринятое путешествие! Объяснение, конечно, хорошее, но совершенно не подходящее в данном случае. Ведь он врач, которому мы доверили нашего сына, и, естественно, этот нелепый вопрос о деньгах нас бы не смутил. В этом я считаю виноватым Вор[онцова], который должен был все это знать и откровенно сообщить нам. Я задала ему этот вопрос. Он мне ответил, что Алыш[евский], насколько он знает, не хотел навязываться. Не хочу больше об этом говорить, но мне очень неприятно, что такое случилось с Алышевским, в общем хорошим человеком. Несмотря на то что он жесткий и грубый, никто из нас не хотел его обидеть. Это неприятное недоразумение и ошибка во взаимопонимании. И, как я уже сказала, те, которые знали, что он думает, должны были нам сообщить. К сожалению, мы не Святой Дух и не можем угадывать мысли других. Но все-таки неприятно, что он оставил Георгия одного с этим невеждой доктором, который даже не измеряет температуру, чтобы не огорчать Георгия. Поэтому он даже не знает, что в эти дни у него поднялась небольшая температура.
Я много раз разговаривала с Георгием о Зах[арьине] и о его состоянии здоровья и т. д. Уверяю тебя, чувствуется, что Георгий доволен, что его наконец-то серьезно лечат и что теперь он видит перспективы на будущее. Сейчас он понимает, что не будет как привязанный находиться всю жизнь здесь, вдали от нас, как в ссылке! Несчастный Георгий, какой же у него ангельский характер, он никогда не жалуется на такую по сути ужасную жизнь, которую ему приходится здесь вести. Я уверена, что никогда бы не смогла такого вынести в его возрасте!! И вместе с этим никакой системы, никакого режима, только сквозняки и холод зимой! Георгий обо всем этом того же мнения, что и я. Он сам говорит, что может делать все, что хочет, и никто ему ничего не говорит. Ну разве это система? А водка и вино? Ему разрешают пить все и в любом количестве и не говорят, что это пагубно для его здоровья. При этом все время руководствуются одним и тем же принципом, что его это развлекает и не надо его огорчать. Хорошо, что с Георгием легко все уладить. Он благоразумен, если задаться целью и все объяснить ему по-хорошему. С тех пор как Захарьин сказал ему, что нельзя пить водку, он до нее не дотрагивается. Он ответил: «Я не знал, что это вредно, никто мне не говорил».
Захар[ьин] был ужасно тронут, когда я ему передала твой привет. Он поднялся со своего стула и отвесил низкий поклон со слезами на глазах.
Только что приехал Николай, он останется здесь на три дня. Для нашей тихой жизни в Абастумане это событие. Он просит меня, так же как и Сандро, поблагодарить тебя за твои приветы. К счастью, погода переменилась. Стало тепло и красиво, здесь зацвела сирень. Сегодня утром была обедня за упокой души твоей дорогой Мамá. После этого мы позавтракали одни без музыки. А в другие дни у нас все время играют, утром казаки, а вечером таманцы. Теперь надо заканчивать, курьер должен ехать. Поблагодари Мишу и Беби за их чудесные письма, я отвечу им в следующий раз.
Обнимаю тебя от всего моего сердца и благодарю тебя еще и еще раз за твои драгоценные письма. Да сохранит тебя Господь.
Твоя Минни.
23 мая. Понедельник. 1894. Абас-Туман.
Мой дорогой любимый душка Саша!
Я не понимаю, почему ты не получаешь каждый день по одному моему письму. Ведь я пишу тебе каждый день и отправляю письмо все время в одно и то же время. Это досадно и неприятно. Сегодня утром опять
