увидел, как он бежит, размахивая увесистой битой, когда вся свара, перепачканная кровью, соплями и по′том вывалилась на улицу. Месиво впитывало людей. Кто и по каким соображениям участвовал в драке, было уже не разобрать, но потасовка только разрасталась. Энди не помнил, что кричал сам, не слышал, что кричат ему, потому что глухие звуки ударов сыпались, словно град по металлической крыше. Клубящийся Сатурн обрастал кольцами зевак, привлеченных желанием поглазеть на столь редкое зрелище для вечно зевающего и дремлющего городка. Энди был почти пьян от собственного состояния и, наверное, не удивился бы, если бы после узнал, что рвал свою жертву зубами. Его одержимость почти перешла в разряд необузданности, и он туго понимал, что вообще происходит вокруг. Он ничего не видел, кроме налившихся кровью глаз Дава и кровавых слюней, что сыпались с разбитых губ. Парень не помнил, как его оттащили от Смита, помнил только, как валились беспорядочные удары, а потом его сбили с ног и…
Звук полицейской сирены… раскачивающаяся земля… выстрелы… какие-то крики… женский плач… откуда-то издалека его имя… холод асфальта к щеке… щелчок наручников…
Энди почувствовал бессилие. Ему хотелось закрыть глаза и, чтобы все кончилось. Вообще все. Чтобы не было ничего, и его тоже не было. Совсем. Он глотал кровавые сгустки, словно это были последние клочки его жизни. В ушах шумело, и парню казалось, он слышит, как бешено бежит по венам кровь. В какое-то мгновение стало даже хорошо, и Энди ощутил легкость. Он свободен. Свободен от себя, свободен от других. Не осталось ни обязательств, ни проблем. Он все решил, со всем разобрался, и теперь ему все равно явятся ли пауки, совы, летучие мыши или собаки. Пусть все боги смерти передерутся между собой, споря, кому достанется право растащить его кости. Наверное, все уже начинается, потому что он слышит все как-то со стороны, и оно отделено от него. Все вокруг как-то не имеет значения, да, и внутри тоже нет смысла. Или это слуховые галлюцинации, или где-то плачем надрывается женщина? Единственное, чего жаль… Не жаль ничего. Просто хочется пить.
Энди чувствует, как его поднимают. Стоять трудно. Ноги не слушаются, а руки сцеплены за спиной. Песок всасывается в открытые раны, и они начинают ныть.
— Держись, дружище, — возникает откуда-то голос Тома. — Мы хоть и не совсем целы сами, но им тоже наваляли по самые помидоры. Долго зализываться будут.
— Том, — хрипло произнес парень. — Спасибо. Жаль, я его не убил.
— Да, он …это… не стоит того.
Энди хотел ответить, но грубые руки сержанта полиции уже вталкивали его в машину.
— Том! — успел крикнуть мальчишка. — Присмотри за мальчиком! Он – все, что у меня осталось!
Дверь с армированным стеклом захлопнулась, опять поделив мир Энди на сектора.
— Конечно, брат, — грустно прошептал байкер, вытирая с лица кровь. — Ты мог бы и не просить.
Энди тяжело взглянул сквозь окно на сетчатый мир. Перед клубом многолюдно. Три полицейские машины. Люди в форме. Взгляд парня выхватил из толпы Дава. Тому уже подали стул, и охранник заботливо колдовал над его лицом. Вернее, тем, что от него осталось. Энди сглотнул разглядывая разорванную одежду Смита, его разбитое лицо и скомканные, слепленные грязью и кровью волосы. Он казался чужим, не тем, что истекая слюной, еще вчера ползал на коленях. Парень попытался улыбнуться. Черт с ними, с пауками и совами, когда сбылась его долгоиграющая заветная мечта. Жаль, что все уже кончилось. Отмотать бы немного назад время, и Энди все сделал бы по-другому. Он просто убил бы Дава.
Парень с теплотой смотрел на Тома. Геркулес. Помятый, но не побежденный. Он выкрикивал что-то Смиту, бесконечно потрясая у того перед носом сжатым кулаком с вытянутым средним пальцем. А дальше, немного левее… Мартин и Тиа. Девушка рыдала, пытаясь вырваться из объятий брата, и что-то кричала. Энди не слышал слов, но точно видел. Она зовет, бесконечно повторяя его имя. А Мартин почему-то тоже весь в крови и разорванной одежде. Выходит… Этого не могло быть! Не могло, но… оно, кажется было. Неужели и он полез в эту драку из-за него? Нет. Да. Зачем ты, Мартин? Уведи Тиу и заботься о ней. Жаль. Наверное, не придется увидеть, как она танцует. Пусть. Ключевое слово «танцует». Тиа, прости.
Полицейский фургон тронулся неожиданно, и парень ударился спиной о железные направляющие вдоль стены. Ему показалось, что вся боль скопилась именно там, потому что она вспыхнула раскаленным факелом и потекла по телу. Она множилась, и становилось невыносимо больно.
Вот и еще одна жизнь прожита. Выбрана до последней пылинки. Судьба обошла циферблат по кругу и вернулась к истоку. Вот он опять все тот же абсолютный ноль. Прошлое уже там, где и положено — позади, а настоящего и будущего опять нет. И нет ничего, кроме собственной рассыпавшейся жизни. Так что там насчет пауков и сов? Где же вся эта адова смесь?
— Как ты мог допустить такое, Джек?! — с порога рассерженно заявила Джил. — Я не могу успокоить Тиу, и с Энди случилась беда!
Старик оторвался от своих занятий и гневно взглянул на женщину.
— Ты говоришь так, словно я всемогущий бог.
— Ты — шаман, и тебе подвластно это!
— Мне подвластно лишь то, что может быть подвластно.
— Но ты мог вмешаться в его судьбу!
— Я вмешался два с половиной года тому назад. Я вмешался тогда, когда ему нужна была помощь.
— А сейчас?! Что сейчас?!
— Сейчас он знал, что делает. Он выбрал путь, по которому идет до конца.
— Но бедная девочка…
— А сколько еще вы хотели скрывать от нее? Он сделал для нее то, что считал необходимым сделать! Она найдет в себе силы понять это. Пусть плачет. Ты знаешь — это чистая вода. Она поможет успокоить душу. Это дар богов нам в помощь.
— Но как же ты не помог ему?
— Он — одинокий сокол, потому так и кричит его душа. Слишком много колец, я бы не смог поднять его. Я стар, и даже мне не по силам. Он очень ослабел. Его едва держат крылья. Одному ему будет легче. Я помогу. Со смертью бьются в одиночку, и чем меньше он будет оглядываться, тем больше сил сохранит для битвы.
Джил совсем сникла. Капли Дождя говорил непонятно, и она совершенно запуталась.
— Ты знаешь, что делаешь, — произнесла она совсем тихо. — Тебе ведомы неведомые пути.
— Иди, успокой Тиу, а то она сотрясает мои древние кости.
— Как же так? Ты говорил, они одной крови…
— Одной. Тиа найдет дорогу.
Старуха повиновалась и, похрамывая, направилась к двери, но вдруг остановилась.
— Ты сказал много колец, а как же тогда этот его Рой? С ним-то что? Ты же говорил, что это…
— Это кровоток, — перебил шаман. — Мальчик должен выбрать, либо спасется сам, либо спасет его. Что из этого хуже, я не знаю, но ему придется принять решение.
— Джек, ты ведь будешь рядом?
— Быть рядом — это последнее, что я еще могу для него сделать. А теперь иди. У меня еще много работы, а времени почти не осталось. Я не смогу завершить свой путь, не сделав ее.
— Но…
— Иди, Джил. У тебя тоже много работы. На кого ты ее оставишь?
Часть 12. I'LL TAKE YOU HAVE.
3. 12. I’LL TAKE YOU HAVE. (Я возьму то, что у тебя есть)
Энди чувствовал внутри неуютное скребущее чувство. Обида. Да, она самая. По отношению к Рою это совершенно иррациональное чувство, и парень отлично знал это, но оно присутствовало, и он его ощущал. Маккена умел создавать проблемы. Он делал это с душой и никогда не задумывался над самим процессом. Он относился к жизни совершенно по-особому, и это было абсолютно безусловное отношение или скорее некий безусловный рефлекс. Определенный фактор вызывал в нем внезапное желание, и он всецело им поглощался, совершенно забывая подумать, чем именно обернется это поглощение. В данном случае, как понимал Энди, что-то явно превысило радость от долгожданной встречи и… Парень усомнился по поводу последних слов. Радость от долгожданной встречи. Это была исключительно формулировка самого парня, и она совершенно не подразумевала аналогичности для Роя. Видимо, именно для Роя ситуация и не являлась проблемой, поэтому он и не потрудился дать хоть какие-то предварительные комментарии. Собственно говоря, ничего нового. Рой есть Рой. Само создавание проблем не позволяло рутине осесть, забродить и превратиться, в конечном счете, в зеленющую
