каждое слово: «Я доверяю ей, потому что она доверяет мне! Я понимаю ее, потому что она понимает меня! Я принимаю ее, потому что она принимает меня!» Он и Дженни не врал. Он всегда приходил лишь потому, что хотел. Хотел для нее. Хотел для себя. И он прав, ревность лишь неуверенность в себе.
Нервно захрипел мотоцикл, а потом сорвался с места и помчался прочь. Энди уехал, и что-то изменилось. Дженнифер точно чувствовала это. Он уходил и раньше в моменты, когда они ссорились, но сейчас… Сейчас все было по-другому. Сейчас остались демоны. Демоны ее внутренней неуверенности. Раньше Энди забирал их с собой, а сейчас… Она чувствовала, что они внутри. Присосались, как лямблии повсюду, залезли в свои раковины и захлопнули створки, чтобы после вылезать и мучить ее. Дженни захотелось обмотаться покрывалом, надеть чадру, опустить все забрала и защелкнуть замки. Ей стало страшно и очень холодно. Вокруг густела тишина, и лишь маятник на старинных часах монотонно выполнял безразличную работу. Щелчок — шпала, еще щелчок — еще одна шпала. И еще. И еще. Щелчки укладывали шпалы, по которым она шла, отстав от поезда. Она уронила лицо в ладони и разрыдалась.
Энди злился. Счастливый день уже начал страдать хромотой. А еще этот проклятый Дав! Отделаться от него сейчас, чтобы хотя бы сегодня больше не вспоминать. Все можно изменить в жизни, переложить, переставить, перевернуть с ног на голову, кроме этого. Договор есть договор. Ненавистная константа! За два с половиной года парень так и не смог привыкнуть к этому, потому что к этому невозможно привыкнуть. Каждый раз от мысли неизбежности чешуя дыбом и песок в жабрах.
Дав встретил Энди с недовольным лицом.
— Мне надо поговорить с тобой, — начал Смит, минуя приветствие, как только Энди переступил порог его кабинета.
— Господи! Всем от меня что-то надо!
— Ты никогда не был белым и пушистым, а сейчас и того хуже. Ты стал невыносимым…
— Так не выноси меня! В чем проблема?
— Мне уже давно это стало не нравиться. Я думал, я один такой. Ан, нет! Мои стройные ряды пополнились.
— Сегодня просто день каких-то откровений. Ты не первый, Дав. Тебя-то что не устраивает?
— Все!
— Ну, надо же! Какое неожиданное совпадение. Меня уже давно все не устраивает!
— Я всегда говорил, баба на корабле — конец плаванию. С тех пор, как ты сошелся с Лаурой…
— Я не сходился с Лаурой! Я просто к ней переехал! Разницу чуешь?! И, к тому же, я это все уже сегодня слышал.
Дав пропустил вопрос.
— Так вот. С тех пор, как ты переехал к Лауре, ты, словно с цепи сорвался…
— Верно заметил. Сорвался. Я не собака, чтобы сидеть на цепи и вилять хвостом при твоем появлении. Давай оставим эти выяснения. Мне лень. Я пришел, чтобы трахнуть тебя…
— Так ты хочешь, чтобы я вилял хвостом при твоем появлении?
— Ни одного раза. Поскольку я обычно сзади, он будет меня раздражать!
— Послушай, Джаллали, тебе не кажется, что ты переходишь всякие границы по отношению к человеку, который вытащил тебя из грязи…
— Боги! — воскликнул Энди. — Еще один! Сколько ж вас еще меня из этой грязи тянуло?! Можно подумать, что я не в грязи, а в битуме утонул. Ты не оригинален, Дав. Мне уже сегодня и об этом говорили.
— Пока твое положение в этом клубе зависит от меня. И деньги, которые ты здесь зарабатываешь, тоже. Думаю, ты понимаешь, что мне не составит труда напомнить тебе, где выход.
— Я нужен тебе. Ты не рискнешь. К тому же, кто тогда будет натягивать тебя с тем усердием, с которым я этим занимаюсь вот уже два с половиной года?
— Не переоценивай свои силы. Если я что-то решу, ни черт, ни бог не смогут повлиять на это решение.
— Ну, так решай! Либо ты сейчас спустишь штаны, и я тебя трахну по расписанию, или ты опять же спустишь штаны и будешь трахать себя сам в любое время и без всякого расписания.
— Есть третий вариант. Захочешь, чтобы все оставалось, как есть, ты спустишь штаны, встанешь на четвереньки и будешь умолять, чтобы я тебя трахнул! Перед тем, как ты мне ответишь, я хочу напомнить, что все твои тренажерки, Чарльзы, солярии и куча других, малоценных для тебя вещей, в случае отказа тут же потеряют актуальность за невозможностью их оплачивать. Но это не все. Если ты выберешь это, я обещаю, что в этом городе ты не найдешь никакой работы, даже мойщика сортиров. И последнее. Насколько я понимаю, твоей краснозадой подружке придется не доучиться, потому как тебе придется ей объяснить, что ты про…л прекрасную работу и теперь неплатежеспособен. Ну, так как? Ты определился уже?
Энди почувствовал, что у него внутри кто-то, словно перепугал кошек, и они со страху впились когтями без разбору во все подряд, вызывая болезненные колкие ощущения. Смит не шутил. Парню хотелось броситься на него, впиться зубами в шею и перегрызть сонную артерию, чтобы он захлебнулся в собственной крови. День уже переползал с костылей в инвалидное кресло с перекошенными колесами…
— Ну, так как? — спокойно повторил Смит. — Ты определился?
Энди едва заметно кивнул головой.
— Я не понял, — настаивал Дав.
— Да.
— Не слышу.
— Да!
— Что «да»?
— Да! Я согласен!
— Ну, так раздевайся и проси.
Энди медленно расстегивал пуговицы, с трудом сдерживая раскаленные всполохи гнева. Дав не двигался, наслаждаясь унижением парня.
— Ну, что же ты? — подзуживал Смит. — Вставай на четвереньки и проси, только громко, чтобы я мог хорошенько расслышать.
— Пожалуйста, Дав, — выдавил Энди.
— Я не разобрал слов, — издевался Смит.
— Пожалуйста, Дав…
— Что, пожалуйста? Не слышу.
— Трахни меня!
— Вот теперь, кажется, я понял, о чем ты просишь. Что ж. Так тому и быть. Твое желание — закон.
Прикосновения бывают разные. Теплые и холодные. Мягкие и жесткие. Приятные и неприятные, но эти… Они жгли, прилипали, разъедали. Энди смотрел на раскачивающийся брелок. С одной стороны «Р», с другой «М». Это был его мир. Болтающийся на шнурке. Тот же маятник, что и в гостиной Дженни. Те же рельсы, только в другую сторону.
— Послушай, милый, — особо выделяя обращение и сдвигая натянутую улыбку на один бок, произнес Смит, — истина стара и заключается в том, что, кто платит деньги, тот и проститутку танцует. Я вижу, у тебя рожки проклюнулись, но это, по крайней мере, несколько глупо стараться угрожать, когда только и можешь, что проблеять «ме».
— Я ненавижу тебя, Дав, — проскрипел Энди. — Если б ты только знал, как я ненавижу тебя.
— Ты думаешь, я рыдать начну? Ошибаешься. У меня нет тех соплей, что у Маккены, которого ты так любишь, и это меняет все в корне. Я ни одного раза не романтик, и всегда подхожу ко всему с практической стороны. В том, что ты меня ненавидишь, есть определенные плюсы. Всегда приятно поиметь то, что недостижимо. Это возбуждает. Дух соперничества, знаешь ли.
— Что б ты провалился!
— И это ты говоришь, стоя на мосту из гнилых досок? Напрасно. Я кормил тебя с ладони, и негоже кусать руку дающего. Давай, иди. И не забудь, что вечером у тебя выступление.
— Мы же договорились, что сегодня я не выступаю! Ты забыл, что мне надо встретить Тиу?!
— У меня отменная память. К тому же, планы изменились. Она уже приехала…
— В смысле?
— В прямом смысле. Хотела сделать тебе сюрприз, но он не получился. Печалька, да?
— С чего ты взял?
— Она заходила. Искала тебя…
— Что ты ей сказал?!
— Ничего. Что еще не видел тебя с утра. А она хорошенькая стала твоими-то усилиями. Интересно, а ты ее тоже трахаешь? По-братски, так сказать.
— Послушай, Дав. Ты Тиу не тронь! Если что не так по отношению к ней, клянусь, я убью тебя! Будь уверен!
Внутри Энди взорвались минеральные гейзеры. Они взметнулись, смешали все вокруг и осыпались щиплющими пузырьками. Тиа. Чистейшая вода. Она проникает глубоко, смывает всю грязь, наполняя веселыми нотами. Сердце парня запрыгало, начало возмущаться тесноте грудной клетки, засобиралось, засуетилось. Энди чувствовал гнев. Ему хотелось наброситься и разорвать Смита в клочья. Он бы не успокоился, пока не растер его так мелко, что криминалисты испытали бы затруднения в поисках следов его ДНК.
Парень мчался в резервацию. Он почти захлебывался от волнения и ярости. Собственное унижение клокотало в голове тяжелой смесью песка мыслей. День окончательно пересел в инвалидное кресло с кривыми колесами. Жизнь дефилировала по подиуму судьбы голая и безобразная. Вдалеке показались убогие крыши поселка. Извилистая, разбомбленная ухабами дорога, никогда не ходившая под седлом асфальта. Еще один поворот, и там, на окраине маленький родной домик Тиу. Энди не заезжал сюда почти неделю, и ему показалось, что и палисадник, и домик стали меньше, словно сгорбили спину под тяжестью забот. Парень нерешительно открыл
