дополнительные уступки ради обеспечения безопасности Ленинграда и нейтрализации Финского залива. Территориальные корректировки предполагалось реализовать в форме обмена, а за частную собственность на уступаемых территориях должна была выплачиваться компенсация45.
Тем временем между воюющими сторонами осторожно нащупывался весьма необычный канал связи. Под Новый год Хелла Вуолийоки, эксцентричный финский драматург левого толка, написала Таннеру письмо с предложением навестить свою старую подругу, мадам Коллонтай, советского посланника в Стокгольме, чтобы заручиться ее поддержкой в организации мирных переговоров. Александра Коллонтай была «прогрессивной» феминисткой и фанатичной революционеркой с 1890-х годов. За пределами коммунистических кругов она была наиболее известна как апостол «свободной любви», чья прежняя красота лишь усиливала окружавшие ее легенды. Испытывая понятные опасения, Таннер все же согласился, чтобы эти две переменчивые и яркие женщины в неформальной обстановке обсудили судьбу Финляндии. Он разрешил миссис Вуолийоки навестить свою подругу, чтобы попытаться прояснить советские военные цели и попросить совета у госпожи Коллонтай для будущего урегулирования конфликта. 10 января драматург-дипломат отправилась в Стокгольм, чтобы вступить в сговор с феминисткой-дипломатом. В течение следующих трех недель пожилые женщины почти ежедневно тайно встречались в Гранд-отеле, и – что еще более невероятно – им действительно удалось инициировать мирные переговоры!46
Молотов направил в Стокгольм двух агентов, Ярцева и Грауэра, очевидно, для оценки серьезности миссии госпожи Вуолийоки. Они впервые связались с ней 21 января, но у них не было полномочий начинать переговоры. Тем не менее сам факт их приезда из Москвы побудил шведский МИД 25 января сделать еще одно официальное предложение о посредничестве. Именно в ответ на эту инициативу Молотов направил свое обнадеживающее заявление от 29 января. С этого момента официальные и неофициальные каналы сходились в Стокгольме. Госпожа Вуолийоки, несомненно наслаждаясь драмой из реальной жизни, оставалась посредником между Таннером и госпожой Коллонтай, но более официальный путь Молотов – Коллонтай – Гюнтер – Таннер тоже был открыт47.
По предложению госпожи Вуолийоки и Эркко, бывшего министра иностранных дел, ныне временно исполняющего обязанности поверенного в делах в Швеции, Таннер 4 февраля тайно отправился в Стокгольм, чтобы встретиться с госпожой Коллонтай. Перед запланированной встречей Таннер утром позвонил министру иностранных дел Гюнтеру. Своему шведскому коллеге он сообщил, что в этот же день, 5 февраля, в Париже состоится заседание Высшего военного совета, на котором будет рассматриваться вопрос об отправке экспедиционных сил в Финляндию. Гюнтер не на шутку встревожился и сразу же согласился с мнением Таннера о том, что это наименее желательная из трех возможностей, открытых для финнов. Лучшим решением был бы мир, достигнутый путем переговоров; вторым вариантом могла бы стать военная помощь только со стороны Швеции, что позволило бы не вовлекать Скандинавию в большую войну. Таннер отметил, что Финляндии потребуется 30 000 регулярных войск в течение четырех – шести недель. Таким образом, финны начали использовать предложение союзников о помощи в качестве дипломатического оружия – как для того, чтобы оказать давление на Швецию, так и для того, чтобы склонить Россию к компромиссному миру. Пока премьер-министры Чемберлен и Даладье замышляли использовать Финляндию в своих целях, хитрые финны тайком сорвали их планы. Этот трюк, с воодушевлением одобренный премьер-министром Рюти и маршалом Маннергеймом как единственный козырь, был разыгран мастерски. В случае со шведами его эффект был несколько затушеван благодаря их внутренней осведомленности о том, что «правительство» Куусинена отстраняется от власти и что Финляндия, по крайней мере, сохранит независимость. В случае с русскими, как показали дальнейшие события, он, очевидно, сработал. О том, что Таннеру удалось скрыть от союзников свои переговоры с русскими (пока он сам не был готов рассказать им об этом), свидетельствуют их серьезные и продолжительные приготовления к отправке экспедиционных сил.
Оставив Гюнтера в раздумьях, Таннер направился – по черной лестнице – в гостиничный номер госпожи Вуолийоки для тайной беседы с мадам Коллонтай. Встречу назначили потому, что казалось, что недавно начавшиеся переговоры – на грани срыва. Получив сообщение о том, что Кремль настаивает на получении полуострова Ханко, госпожа Коллонтай сочла финский ответ на послание Молотова от 29 января неудовлетворительным и передала его «только для сведения». Сочувствуя финнам, она хотела, чтобы мирные усилия продолжались. В поисках выхода из тупика по вопросу о Ханко Таннер, наконец, рискнул – в качестве сугубо личного, неофициального предложения – предложить Финляндии уступить остров в Финском заливе в обмен на районы Репола и Пораярви. Советский посланник согласилась передать это предложение в Москву, и Коллонтай попросила Таннера задержаться в Стокгольме еще на один день для получения ответа. Когда они встретились на следующий день, она с грустью прочитала телеграмму, в которой предложение Таннера отвергалось как недостаточное для полноценных переговоров. Не желая разрывать эту хрупкую связь и в то же время не имея права выдвигать дополнительные предложения, Таннер попросил госпожу Коллонтай проинформировать свое начальство об этих взглядах и запросить контрпредложения Москвы. На этой неубедительной ноте он вернулся в Хельсинки49.
8 февраля Молотов через шведов поинтересовался, какой остров имеет в виду Таннер. Намеренно потянув время, чтобы продумать альтернативные варианты, 12 февраля Таннер ответил, что может быть уступлен остров Юссарё. В тот же день он снова отправился в Стокгольм, чтобы обратиться за помощью к Швеции. По пути в Турку он узнал о том, что Кремль ответил на его запрос о встречных предложениях. Новые условия Сталина, выдвинутые в то время, когда линия Маннергейма еще держалась на Сумме, были шокирующими: помимо Ханко, уступке СССР подлежали весь Карельский перешеек и северо-восточное побережье Ладожского озера50.
13 февраля Таннер тщетно пытался убедить министра иностранных дел Гюнтера, премьер-министра Ханссона и министра обороны Скельда высвободить часть шведских войск для отправки на финский фронт. Основной причиной отказа в такой помощи было опасение, что это спровоцирует нападение Германии на Швецию; Гюнтер утверждал, что Германия предупреждала Швецию об этом. В свете записей Министерства иностранных дел
Германии, захваченных в 1945 году, такое утверждение представляется неверным. Во время бесед со шведским исследователем Свеном Хедином 16 октября 1939 года и 4 марта 1940 года Гитлер заявил, что, если Швеция вступит в войну с Россией, Германия не станет вмешиваться; он лишь предупредил, что примет меры, если в Скандинавии попробует закрепиться Англия. Таннер также сообщил, что 6 декабря 1939 года аналогичные заверения шведскому графу Розену дал Герман Геринг. Как бы то ни было, вечером того же дня Таннер вернулся с пустыми руками в Хельсинки, где услышал тревожные новости о прорыве русских у Ляхде51.
Угроза шведского вмешательства, возможно, все
