еще оказывала сдерживающее влияние на советских лидеров, пока они продолжали верить в такую возможность. Однако 16 февраля в одной из шведских газет появилась статья о тайном визите Таннера и отказе правительства в его просьбе о помощи, после чего Ханссон публично подтвердил эти сообщения. Последовавшая за этим полемика внутри страны, а также в иностранной прессе побудила короля Густава V выступить 19 февраля с заявлением в защиту политики Ханссона. Хотя послание короля получилось более тактичным, чем заявление премьер-министра, оно тем не менее положило конец всем надеждам на получение существенной военной помощи от Швеции52 – факт, который с интересом отметили в Москве. Все это сводило выбор Финляндии к двум вариантам: заключить мир или рассчитывать на интервенцию союзников.
21 февраля Таннер вновь обратился к Швеции с просьбой о посредничестве, чтобы избежать рискованных последствий второго варианта. Гюнтер, зная, что могут означать для Швеции экспедиционные силы союзников, охотно согласился. Он передал предложение Таннера о встрече финских и советских представителей в Стокгольме госпоже Коллонтай, а также шведскому посланнику в Москве. Маршал Маннергейм также высказался за проведение переговоров, поскольку ситуация на Карельском перешейке складывалась крайне опасная, а помощь союзников представлялась пока крайне неопределенной53.
23 февраля Молотов через шведов перечислил «минимальные» условия для начала мирных переговоров; в дополнение к прежним требованиям теперь конкретно упоминалась уступка Виипури и Сортавалы, а новым условием был оборонительный союз СССР, Финляндии и Эстонии для защиты Финского залива. Таннер, возможно, был прав, утверждая, что эти более жесткие условия являлись результатом недавних действий Швеции; позже он сказал премьер-министру Ханссону, что его пресс-релиз, а также заявление короля стоили Финляндии Виипури и Сортавалы. Неудивительно, что 25 февраля Государственный совет, разделившийся во мнениях относительно целесообразности уступить даже полуостров Ханко, отверг эти условия. Вместо этого Совет решил отправить Таннера обратно в Стокгольм для дальнейших совещаний как со шведским кабинетом, так и с госпожой Коллонтай54.
Третья поездка Таннера в Швецию оказалась не намного более плодотворной, чем предыдущие. 27 февраля генерал Раппе, начальник шведского Генерального штаба, позвонил ему в отель, чтобы выразить свое частное мнение, которое, как он считал, разделяли многие, о том, что Швеция должна официально присоединиться к войне против России. К несчастью для финнов, премьер-министр думал совершенно иначе. Самое большее, на что было готово пойти правительство, – это разрешить 16 000 добровольцев из вооруженных сил служить в Финляндии, если, конечно, вообще найдется столько желающих. В ходе дискуссий в Комитете по международным отношениям шведского риксдага за более значительную помощь выступал лишь бывший министр иностранных дел Сандлер55.
В частной беседе с Ханссоном Таннер также поднял вопрос о праве транзита для экспедиционных сил союзников. Ответ снова был отрицательным, и, по словам Таннера, премьер-министр добавил, что, если Англия и Франция попытаются отправить такие силы без разрешения, Швеция вступит в войну на стороне России. Он посоветовал финнам заключить мир, пусть даже на жестких условиях Молотова, пообещав от Швеции финансовую помощь на восстановление страны. Он также согласился рассмотреть предложение Таннера о заключении послевоенного оборонительного пакта с участием Швеции, Финляндии и Норвегии56.
Перед возвращением в Хельсинки в тот же день в частной резиденции Таннер провел короткую и не отмеченную чем-то важным встречу с госпожой Коллонтай. Она выразила личное сожаление по поводу новых условий мира, и Таннер попросил ее сообщить Москве, что правительству потребуется время, чтобы заручиться поддержкой парламента, прежде чем оно сможет дать ответ57.
В 11 часов утра 28 февраля госпожа Коллонтай передала Гюнтеру сообщение из Москвы с требованием дать ответ на последнее советское предложение в течение 48 часов. Таннера и Рюти проинформировали об этом по телефону в 14:00. Часом позже был собран Государственный совет, чтобы обсудить советский ультиматум и возможные приемлемые варианты; его члены разошлись во мнениях относительно того, какие действия следует предпринять. В этот критический момент президент Каллио решил отложить принятие решения до того, как станет известно мнение маршала Маннергейма. В тот же день премьер-министр Рюти, четыре других министра и генерал Вальден посетили штаб, где встретились с маршалом и присутствующими в штабе генералами. По просьбе маршала Маннергейма генералы представили свои взгляды правительственной делегации. К его удивлению, все, кроме одного, высказались за продолжение боев. Во время короткого перерыва – пока министры отсутствовали – главнокомандующему удалось переубедить своих слишком самоуверенных генералов. Затем он сообщил делегации, что он и генералы согласны с необходимостью безотлагательно заключить мир, чтобы предотвратить военную катастрофу58.
Все министры, посетившие штаб, вернулись 29 февраля с убеждением, что советские условия должны быть приняты, но из других членов кабинета министр образования Ханнула и министр обороны Ниукканен по-прежнему выступали против. Вечером того же дня Комитет по международным отношениям парламента поддержал решение, принятое большинством членов кабинета, и только представитель Урхо Кекконен выступил категорически против. Парламентские партийные группы провели совещания, и, наконец, в 9 часов вечера состоялось совместное заседание, на котором большинство присутствующих одобрили решение кабинета. Около полуночи кабинет согласовал формулировку ответа Молотову, в котором советские условия принимаются «в принципе». Текст был отправлен Эркко в Стокгольм с приказом не передавать его до получения дальнейших указаний59.
Решение, принятое так болезненно и с такими колебаниями, было немедленно оспорено, причем с такой энергичностью, что прошла еще целая неделя, прежде чем оно было реализовано на практике. 29 февраля Таннер сообщил британскому послу о советском ультиматуме, после чего Лондон и Париж с удвоенной быстротой взялись за дело, чтобы заблокировать ожидаемые переговоры. В ночь с 29 февраля на 1 марта было получено сообщение, что премьер Даладье повысил ставки, предложив направить в Финляндию более крупные силы и пообещав их прибытие к концу марта. Британцы также сообщили о срочной подготовке экспедиционного корпуса, предупредив при этом, что помощь будет отменена, если переговоры с Советами продолжатся60.
За полтора часа до истечения срока, установленного Молотовым для ответа, финский кабинет собрался, чтобы пересмотреть свою позицию в связи с этими событиями. Никто не был готов 1 марта безоговорочно принять советские условия, как большинство – всего за несколько часов до этого. Всего за пятнадцать минут до истечения срока Таннер сообщил Эркко по телефону решение кабинета: ответ, который он держал на руках, отправлять не следует; вместо этого он должен попросить Молотова уточнить предложенную им границу и поднять вопрос о компенсации за уступаемые территории61.
Такой ответ был призван выиграть время, чтобы успеть получить необходимые разъяснения о намерениях союзников. В Лондон и Париж были отправлены телеграммы с
