Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Торжественная часть закончилась быстро, и молодежь растащила скамейки, очищая место для танцев.
Женька был счастлив — Леночка милостиво улыбалась ему, и он самозабвенно крутил новый радиоприемник, на днях установленный в клубе. Маруся принесла с собой сына и танцевать поэтому не могла. Из всех наших знакомых в этот вечер в клубе не было только «сильных личностей» — Чижова и Катульского-Гребнева-Липардина. Никто не пожалел о них. Начальник и Вальде угощали в буфете Петра Степановича пивом, старик конфузливо посматривал на Вальде, пил очень сдержанно, самую малость, чтобы не захмелеть.
В первом часу ночи Михаил и Клавдия вернулись домой. Они жили теперь в том самом большом трехэтажном доме, по освещенным окнам которого Клавдия гадала когда-то о счастье. Из окна было видно скамейку, на ней сидела какая-то пара. Клавдия вдруг потушила в комнате электричество и засмеялась в ответ на удивленный вопрос Михаила.
— Не приставай, Миша! Тебе все равно, а людям радость.
— Какая радость! — рассердился он. — Почему люди должны радоваться, если у нас в комнате темно.
— Ты ничего, Миша, не понимаешь и, пожалуйста, молчи.
Он ворчал:
— Колдовство какое-то! Я удивляюсь тебе, Клава.
— Ну и удивляйся, только не мешай.
Она повернула выключатель, и комната опять осветилась — высокая просторная комната, отделанная заботами начальника масляной краской.
— Как я устала, нельзя столько танцевать, — сказала Клавдия. — У тебя, Михаил, тоже лицо утомленное. Ложись-ка спать.
— Нет, я еще немного посижу, — ответил он.
Он подождал, пока Клавдия уснет, и тихонько, стараясь не шуршать, вытащил из-за шкафа свои книги. Но ему не читалось. Его непреодолимо тянуло к бумаге. Сегодня в клубе Петр Степанович и Вальде в своих речах подробно вспомнили славный бронепоезд «Гром» и растревожили Михаила. Он и сам не заметил, как очутился перед ним чистый белый лист. Михаил сверху написал заглавие «Бронепоезд „Гром“». Потом он задумался. Он взял с полки Горького, за ним — Чехова и Толстого «Казаки» — свою любимую книгу. И рука его, словно бы сама, без всякого участия разума, написала:
«Бронепоезд был такой тяжелый, что когда он шел, то с елей, стоявших вдоль путей, осыпался снег».
Что-то ему не понравилось, он написал по-другому:
«Бронепоезд был такой тяжелый, что когда он шел, то рельсы продавливались, а ели, торчавшие вдоль пути из сугробов, осыпали снег со своих мохнатых, лапчатых ветвей…»
Когда он очнулся, уже брезжило на востоке. Перед ним лежали листы, покрытые крупным угловатым почерком, и в глаза ему опять ударило знакомое имя — Иван Буревой. «Началось!» — подумал Михаил со страхом и радостью. Было ему чуть жутко — он знал, что впереди у него нелегкая дорога. Но теперь он опытен и не гонится за скорой удачей. Он даже знает наперед, что будут неудачи — пусть! Через них нужно перешагивать и стремиться все-таки вперед! Михаил упрямо стиснул зубы. Начинать, конечно, не следовало, но раз уж начал, то надо идти дальше, без колебаний. И он пойдет, пойдет до конца!
Он открыл окно. В комнату хлынул густой и сырой поток воздуха. Оказывается, прошел дождь. Михаил не заметил его, увлеченный работой. Капало с крыши, капало с листьев, в разрыве туч, в светлой высоте горела одинокая звезда. Подул ветер, и второй дождь пролился с листьев на мокрую землю. Клавдия сонно заворочалась на постели, откинула одеяло навстречу свежести. «Еще простудится», — заботливо подумал Михаил. Осторожно, чтобы не разбудить, закутал ее одеялом, вернулся к столу.
Он перечитал свою работу, сравнил ее со страницами Горького и решил завтра же переписать все сызнова. И будет переписывать до тех пор, пока не получится хорошо! Его не пугала огромность предстоящей работы. «Разобью черепушку, но сделаю!» Он заглянул в свою книжку — половина ее была занята перечнем книг, которые он положил себе в первую очередь изучить.
Он решил, что не имеет права рассчитывать на удачу, пока не изучит всего намеченного. А там будет видно, тогда он потягается с кем угодно. Деньги на книги, первые пятьдесят рублей, были уже отправлены в Москву. Клавдии тоже хотелось завести хорошую библиотеку, и она согласилась.
…Так и встретил Михаил утро — взволнованный и счастливый. Ветер разогнал тучи, сгрудил их на горизонте, края туч были уже накаленными. Поднимался туман, затопляя деревья. Проснулись птицы, блестели капли. Михаил весь устремился навстречу этому чистому, прохладному движению тумана, листьев, капель и птиц.
Земля тяжело и медленно поворачивалась к солнцу. Прозрачная позолота, стекая с вершин деревьев все ниже, коснулась, наконец, окон в соседних домах, расплавила стекла. Михаил увидел солнце. Круглое, большое, доброе, оно показалось над тучами, освещая и обогревая землю, Михаила, деревья и птиц.
Поднималось солнце над Михаилом, над Зволинском, над всей огромной страной. Рассеивая, разгоняя туман, сумрачные тени, всходило солнце, бессменный прилежный мастер тепла и света, и земля, словно бы из самых тайных своих глубин, торжественно и полно встречала его голосами заводских, фабричных, деповских и паровозных гудков.
НОВЫЙ ДОМ
1
О себе Кузьма Андреевич Севастьянов говорил так:
— На это я, мил-человек, любитель старинное сказывать. Я ее, старину-то, насквозь помню. Удивительное дело, мил-человек, годов мне все более, тело грузное, а память светлее. Я через свое умение пятерку заработал. Давно это было — лет десять. Приехал к нам эдак же один из города, заночевал у меня в избе. «Хозяин, — говорит, — ты, наверное, видел много, скажи, — говорит, — мне про старое». Я ему, конечно, всю ночь сказывал, а он — в книжечку. Да все пишет с успехом, а поспеть все одно не может. Прощаемся утром. «Спасибо тебе, Кузьма Андреев. На-ка, — говорит, — выпей за мое здоровье». Я жду, конечно, полтинник, и тому рад, а он — пятерку! Легкие, видно, были у него деньги…
Рассказывал Кузьма Андреевич хорошо, нараспев, мудрыми и светлыми словами. Забудется, закроет глаза и слушает сам себя как будто издалека.
Нового человека Кузьма Андреевич ни за что, бывало, не пропустит. Два дня будет ходить вокруг да около, выберет все-таки время и расскажет о старине. Очень уж поговорить любил. Оно и неудивительно, потому что никакой другой утехи в своей жизни Кузьма Андреевич не имел.
Был он широк в кости, здоров и на работу лютый, а прожил весь долгий век в покосившейся избенке; черные прогнившие доски крыльца давно уж покрылись мохом, на крыше выросла травка и даже большой куст лебеды. Стены избенки поддерживались хитроумным переплетом подпорок и
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
- Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
- Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза