вздрогнула и коснулась лица, будто желая удостовериться, что там нет чешуи. Пальцы ее дотронулись до уродливых шрамов. Стало так дурно, так тошно, что она разрыдалась и проплакала полночи.
* * *
В предрассветном сумраке по расщелине прокатилось эхо шагов. Сквозь сон дракон мотнул большой головой, посчитав, что Дейдре опять пришла требовать свое. Однако звона пояса не было слышно, а нога опускалась на камень уверенно и без промедления.
Тьму разогнал рассеянный желтый свет, и дракон окончательно проснулся.
Из-за поворота показался человек, над плечом которого повисла светлая точка. Как из треснувшего кувшина, из него сочилась и оседала на земле магия, отчего глазу, способному распознавать магию, сразу виднелось: в этом человеке джинн. Гребни на спине дракона поднялись и заострились. Его хвост в сдержанной ярости заплясал по дуге, так что, заметив хозяина острова и его настрой, гость поначалу замер. Потом подошел ближе, остановился на почтительном расстоянии, чтобы продемонстрировать, что намерен лишь поговорить.
– Не так просто отыскать тебя, – сказал гость, кивнув в холодном приветствии.
Из драконьей глотки донеслось только приглушенное рычание.
– Уильям, нам надо обсудить наши общие дела, – гость с ходу приступил к беседе, чем выдал себя.
Не стоило сомневаться, что перед драконом стоял не кто иной, как Гаар. Слишком много в нем было гордыни и самоуверенности даже для джинна.
Подняв свет повыше, Гаар оценивающе поглядел на пугающие демонические очертания: оскаленную пасть с острейшими зубами, на которые натекала слюна, черную гриву, притертую в боках от узости лаза, длинное змеиное тело в крупных пластинах и подрагивающий хвост. Так он и продолжал разглядывать с ледяным интересом, подобно ученому, перед которым впервые показался результат его исследований, когда раздалось куда более раздраженное рычание.
Гаар поспешно продолжил, чтобы не испытывать терпения хозяина острова:
– Мне известно, что ты сохранил и рассудок, и навыки речи, в отличие от Генри. Так что поговорим без задержек – у меня не так много времени. Спустя столетие или два мир сгорит дотла в первой и последней войне между нами – теми, кого вы называли и юстуусами, и велисиалами, и джиннами. Доселе мы не враждовали. Разногласия между нами устранялись посредством клятв перед Светлой Матерью. Но чем дольше мы живем здесь, тем больше походим… – лицо Гаара исказилось в гримасе презрения, – на людей… Вплоть до того, что один из нас нарек себя нашим королем и Богом. Никогда мы никого, кроме нашей Матери, не признавали. И не признаем! Поэтому Фойрес дожидается, пока Светлая Мать ослабнет до той степени, что не вмешается в расправу над нами, отказавшимися согласиться с правлением. Это будет война, но для человечества она станет Концом Света.
Гость прокашлялся в кулак. В пещере было сыро и холодно. Дракон не реагировал. Тогда гость опять продолжил:
– Подготовка идет полным ходом. Небо еще не горит, а горы не стираются до степей. Но это обязательно произойдет. Мы отчасти предвидели подобный исход, полагая, что дело в очередном Слиянии, а также в том, кто явится из других миров. Для того я и помог Фойресу возродить драконов, но с условием, что они будут разумны, а не как прочие родичи Дейдре. В давние годы драконы выжгли пол-Севера, нанеся такой ущерб, что у нас не оставалось другого выхода, кроме как уничтожить всех до единого. Всех, кроме Дейдре. – И Гаар объяснил: – Дейдре получилась другой, потому что ее мать, Хеоллея, происходила из племени шиверу. Но шиверу не осталось: большинство из них сожрали обруги, а те, кто уцелел, не приходились Хеоллее родней. К тому же больше не было и того сосредоточия Матери, чтобы помочь людям пережить обряд, при котором тело рвется на части и перестраивается. Я искал потомков Хеоллеи или ее дальних родственников и наделял их бессмертием, дабы бессмертная кровь не дала им умереть. У вас – Дейдре, Генри и тебя – близкая друг другу кровь, которая позволила вам сопротивляться озлоблению, и вы должны были помочь нам, если на прибывших из другого мира после Слияния не подействует магия.
– Или ш-тать сосудами для вас, если над человечеством нависнет угроза вымирания? – поинтересовался дракон, впервые подав голос.
– Или сосудами, – согласился Гаар, не поведя бровью. – Но все закончилось тем, что пророчества Фойреса оказались ложью. Не будет Слияния. Будет Великая война, или Конец Света! Вот что ждет всех. Фойрес использует нижнее Святилище. Остатки Матери там темны и зловещи, и даже наши души боятся спускаться туда, к самому Шву, где до сих пор бушует первородный вихрь. Стоит Светлой Матери ослабнуть, как начнется война и до неба взметнется столько пламени, порожденного Святилищем, что оно захлестнет волнами и Север и Юг. Негде будет спрятаться. Спасутся лишь те, кого захочет спасти Фойрес, получившие контроль над Святилищем. Долго у него получалось скрывать свои намерения благодаря Горрону, который интригами претворял их план в действие, – лицо Гаара подернулось.
– Горрону я вш-ше припомню, в швое время, – прошипел змей. – Но почему ты, говоря о Фойресе, не упоминаешь Ямеса?
– Ямес – это и есть Фойрес. Это его часть, причем не самая лучшая, которую он отделил от себя при покидании усыпальниц, чтобы следить за ними.
– Значит, вот откуда ш-штрасть Ямеса сжигать все?
Гаар лишь едва кивнул.
– И чего ты хочешь от меня? Чтобы я пошел против Фойреша?
– Если не сделаешь этого, то после пламени от Святилища остатки человечества погибнут уже в драконьем пламени, – сообщил Гаар. – Для того Фойрес и вернул драконов. Вся твоя жизнь была разрушена им: от пожара в храме до обманов и предательств со стороны родных и близких. Все твои уродства и неспособность жить в человеческом обществе от него, а я лишь помогал ему. Не в твоих силах остановить Большое пламя, но ты можешь не позволить Фойресу спалить все дотла.
Джинн добавил:
– От тебя и Дейдре не должно быть потомства. Если из двоих драконов останется лишь один, то и потомства не будет. Убей Дейдре. Так ты спасешь остатки мира!
– Почему ты сам не ш-шделаешь этого? – поинтересовался дракон. – Она на этом ош-штрове, собирается покинуть его. Иди, шделай что должно, гордый джинн…
– Думаешь, я бы пришел к тебе в таком случае?! – высокомерно ответил Гаар. – Ты не глуп, Уильям, и должен понимать, что меня держат клятвы Фойресу не трогать его детей. Я дал эти клятвы, когда забрал Дейдре. Но они действуют лишь до поры, пока Мать следит за этим. Убей Дейдре, а я обеспечу тебе со своей стороны неприкосновенность в войне. Ты переживешь Конец Света и увидишь итог войны, будучи долгоживущим демоном, что для людей приравнивается к бессмертию.
– Как ты милосерден, Гаар, что предлагаешь мне жить в этой демонической страшной шкуре столетиями.
– Если она тебя обременяет, я помогу тебе вернуть человеческий облик, – предложил джинн. – Чего ты хочешь еще? Скажи сразу, обсудим на месте.
Раскрутившись, дракон выполз из своего угла и приблизился к Гаару. Его когти едва слышно оцарапали стены расщелины, а в глазах заплясало злое пламя, сорвалось с кончика раздвоенного языка.
– Скажи-ка мне, джинн. Я правильно понимаю, ш-то против Фойреса и Ямеша будешь сражаться не только ты, но и другие джинны?
– Само собой.
– И много вас? Много ли джиннов на твоей стороне?
– Достаточно, но к нашему с тобой делу это отношения не имеет, – заметил джинн. – Они не тронут тебя по моему требованию.
– Отчего же не имеет? Ш-штаршие вервольфы и левиафаны – они принадлежат твоей штороне в войне?
Гаар промолчал.
– Ну же? Они принадлежат другим джиннам, ведь так? – вкрадчиво спросил змеиный голос.
– Да, они принадлежат нам, – нехотя согласился Гаар. – Химейес, Меликерт и прочие мои сторонники контролируют их.
– Почему же ты умолчал о них, хотя мне известно, что их все больше и больше. Из-за левиафанов морская торговля уже невозможна. А что будет, когда племя вервольфов ш-шпустится с гор? Сколько людей будет шожрано ими? И это только те существа, о ком я знаю. А сколько еще припрятано вами? Если я убью Дейдре, ты дашь мне клятву, что точно
