С замершим сердцем Дейдре всматривалась в непроглядную тьму. Она точно знала, что Уильям там… Ее внутреннее чутье вело ее сквозь тьму даже точнее созвездий на небе, которыми пользуются моряки. Однако как плохо, что масляная лампа из ее дома разбилась при обвале – так бы она осветила путь. Помявшись, переборов нежелание встречаться с Уильямом, девушка двинулась в черноту, прощупывая все под собой, чтобы ненароком не упасть на мокрых камнях. Заметно похолодало, расщелина резко увела вниз. Дейдре передернула плечами и пошла дальше. В конце концов ей показалось, что тьма перед ней ожила. Дейдре прильнула к стене, но, вместо того чтобы произнести заранее подготовленную речь, растеряла последние навыки говорить и только смотрела, стараясь даже дышать как можно тише. Тьма действительно шевельнулась. Напоминающий котел большой глаз распахнулся, немного осветив тьму. И ничего. Обладатель глаза застыл, как змея перед броском, сжался весь – и перестал шевелиться. Тугой ком звериного безмолвия. Казалось, даже время перестало течь.
За расщелиной свирепо рассекал скалы ветер, но внутри даже воздух казался густым и вязким. Дейдре повторила сухими губами:
– Уильям… Ответь, это ты?..
– Кому быть еще? – раздалось громкое шипение. – Ты пришла проверить, Дейдре, не ш-штал ли я нашей общей проблемой? Да?
– Да, – призналась она.
– И что ты хочешь?
Дракон раскрутился в своей расщелине, по-змеиному шелестя по камням сухим брюхом. Не было в нем человека, даже бывшего, – складывалось впечатление, будто он родился в этой демонической шкуре. От этого Дейдре почувствовала себя скорее одной из коз, которыми он питался, нежели равной ему. Придвинувшись, дракон уставился на нее неподвижным глазом-фонарем.
– Так зачем ты приш-ш-шла?
Раз Уильям оказался в порядке, Дейдре попыталась узнать про мать:
– Помнишь, ты спрашивал про Генри… Просил рассказать о том, как все произошло, – начала Дейдре, понимая, что вся ее речь превратилась в бессвязное бормотание.
– И-и-и-и… Ш-ш-ш…
– Я могу рассказать тебе все остальное: обо мне, моей общине, о появлении драконов… И даже о том, каким был мир после Слияния. Небо тогда переливалось золотом, как наши обрядовые украшения. Из ночных пустошей, точно травы, вырастали горы… Из них духи возводили себе великолепнейшие дома. Я не думаю, что об этом знают, ведь человек доверился бумаге. А она портится и горит… – Девушка вскинула брови, придав себе уверенный вид. – Так что никто, кроме меня, о Слиянии не знает. Больше никто такого не предложит!
– Как щедро с твоей ш-штороны… А как же твое требование оставить тебя в покое в маленькой норке, Дейдре? Как твоя нора? Не обвалилась? – в змеином голосе звучала ирония.
– Нет! С ней все хорошо, – соврала Дейдре. К ее щекам прилила кровь.
– Так возвраш-шайся туда, Дейдре… Живи в своей норке, питайся козьим молоком, лепи посуду из глины, занимайся прядением, как настоящий человек. Зачем тебе мне что-то раш-ш-шказывать?
– А я делаю это не просто так! Взамен мне нужно знать все о моей матери.
– Ах вот оно ш-што…
Дракон пополз к ней. Глаза его светились от бурлящего внутри, как в печи, пламени.
Поддавшись порыву, Дейдре хотела отступить, но сдержалась. Демон навис над ней, поглядывая то левым глазом, то правым, отчего грива покачивалась из стороны в сторону.
– Расскажи мне все первым, а потом уже я. После всего того, что ты сделал, это будет справедливо! – Дейдре стала пряма и напориста.
– Мне не нужен твой раш-шказ…
– Как это? – опешила Дейдре.
– Улетай к себе…
Глаза дракона потухли, он развернулся и опять улегся в расщелину, закрыв ее собой, как пробка бутылку.
– Тебе не может быть неинтересно, что произошло. Этого нигде нет! – требовала она. – Ни на бумаге, ни в людской памяти!
Никакого ответа не последовало. Дейдре поверить не могла, что ее задумка не сработает, поэтому все в ней вскипело, и она сказала так громко, растеряв всякий страх, почти вскрикнула, что эхо прокатилось по всей расщелине:
– Мне надо знать! Ты вообще понимаешь, что такое мать? Тебе, может, на свою мать и было чихать, но для нас родители священны! Все время я думала, что это была она, Хеоллея, что ее шершавые руки гладили меня, что она пришла ко мне много лет спустя и улыбнулась! – голос дрогнул, и она продолжила втрое яростнее: – А теперь я должна довольствоваться тем, что ты мне сказал в том большом доме?! Оставаться в сомнениях? А может, ты обманул меня и матушка еще жива?
– Иной раз лучше оштаваться в неведении… Улетай…
– Так не делается!..
Дейдре еще много чего говорила, даже топала ногой. Но дракон был безразличен и глух к ее просьбам. Прикусив губу, Дейдре со злостью посмотрела на него и плюнула – правда, под ноги, – но дракон так и продолжил лежать неподвижно, с прикрытыми веками, размеренно дыша. Ни злобы, ни безумия в нем не было. Ничего в нем не было… Он точно слился с расщелиной, став ее частью, и только нечастый стук сердца выдавал в нем остатки жизни. Вернувшись в грот, Дейдре уже было взялась за свои пожитки, чтобы убраться с острова, раз Уильям не обезумел. Но история матери и то, откуда ее знал Уильям, не давали ей покоя. Она знала, что спала слишком долго и пропустила слишком много, хотя до этого ей казалось, что мать осталась такой же, сидела подле нее, спящей, и ничего не поменялось в ее жизни.
* * *
– Что мне предложить тебе, чтобы ты рассказал о матушке? – в отчаянии требовала Дейдре на следующий день. – Я не могу покинуть остров, не узнав о ее судьбе!
– Она не твоя мать. Я уже говорил тебе, – сказал дракон сквозь дремоту, но глаз не открыл.
– Тогда мне надо попробовать упокоить ее дух, запертый в теле, чтобы он отправился в Хорренх. Иначе он будет беспокойным и несчастным. Это мой дочерний долг. Я не могу иначе! Пойми же!
– Даже от джиннов проще ш-шкрыться, чем от тебя… Я не знаю, где Хеоллея… Да и не все нужно знать… Сохрани образ любящей матери в своей памяти и ж-живи с ним дальше.
– Если в тебе осталось что-то человеческое, помоги! Я готова рассказать все первой, а уж потом ты. И мы больше не увидимся! Даю слово!
Приоткрыв глаза, дракон посмотрел на нее сверху вниз. Глаза его зажглись во тьме пламенем, тут же погасли, но он не отрывал взгляда, отчего Дейдре смутилась, не зная, означает ли это согласие.
– Так ты согласен? – уточнила она с надеждой.
– Я сомневаюсь, что ты расскажешь что-то такое, что удивит меня. Но если потом оставишь меня в покое, я готов выслушать что угодно… Единственное, чего я желаю, так это покоя. Тишины…
Посчитав это за согласие на сделку, Дейдре торопливо присела на камень. Она вытянула ноги в сандалиях и принялась рассказывать о своей жизни, чтобы потом получить ответы уже на свои вопросы:
– Ну вот мы с тобой и договорились. Слушай! Мой отец Патруппин был вождем общины, но я почти не помню его, потому что он вскоре умер от старости. Я его единственная дочь. Матушка моя, Хеоллея, помогала моим братьям, которые уже имели свои семьи. Ну а я… Незадолго до того, как все случилось, Енрингред, младший из моих братьев, отправился с матушкой в отдаленную общину для женитьбы. В те дни духи и пришли на нашу землю… Я тогда была еще дитя. За одну ночь с небесами, с землей и деревьями, с травами и животными, даже с людьми что-то произошло. Воздух заискрился голубым, походя на воду, а небеса озолотились и затрепетали, как ленты на ветру. И даже земля… Нагребя ее наутро, я понюхала, и она пахла не землей или прошедшим дождем, а цветами. Наш шаман тогда воздел руки и расплакался, что духи благословили нас и урожай будет богатым, скотина – жирной, а женщины – плодовитыми. Матушка вернулась с Енрингредом через несколько недель. И она поведала, что когда они уезжали из другой общины, то увидели, как из небесной щели, уходящей глубоко в землю, появились светлые духи, демонэ, и разлетелись, как пух одуванчика. Матери, Енрингреду и его новой жене
