ей, что вскоре уезжает в свой удел на востоке и попросил лису последовать за ним.
— Что ты будешь там делать? — спросила лиса.
— Готовить и обучать войско, — твёрдо ответил Модэ. — Сейчас я располагаю пятью тысячами воинов, а через несколько лет, когда подрастут нынешние мальчишки, у меня будет целый тумэн, десять тысяч войска.
Восхищённо взглянув на юношу, Шенне молча поцеловала его в губы. Модэ вновь привлёк её к себе. В полумраке юрты нагое тело возлюбленной словно светилось, от нее исходило ощущение неги, покоя. В этом обволакивающем тепле Модэ уснул счастливым: он молод, свободен, наделён властью, любимая рядом, впереди долгая жизнь и много дел.
Прежде чем исчезнуть утром, Шенне пообещала, что пойдёт за ним на восток.
Перед отъездом Модэ ещё раз встретился с Пуну. На прощание старый судья сказал:
— У каждого человека есть цель в жизни. Великая цель требует великих жертв. Важно вовремя понять, что нужно делать сейчас для того, чтобы цель воплотилась. Чжуки, ты наша надежда на лучшее будущее, помни об этом.
И Модэ уехал в свой удел, взяв с собой жену и Гийюя с братьями. Понукая коня, он улыбался, зная, что за отрядом незаметно следует рыжая лиса. Его любовь, его защитница, посланная Небом.
Конечно, мужчина может постоять за себя сам, но глупцом будет тот, кто откажется от милости высших сил и помощи духов.
Глава 5. Ожидание
На новом месте Модэ и его близкие быстро обжились. Здесь рядом с невысокими, лесистыми горами простирались широкие равнины — пастбища для скота: лошадей, овец, коров, коз, верблюдов, ослов. Летом степь выгорала до желтизны, а весной ярко зеленела, покрываясь цветами. Можно было вести хозяйство так, как издавна привыкли хунну, перегоняя скот с зимних выпасов в степи на летние в горах и обратно. Пастбища делились между семьями, и Модэ немало времени приходилось тратить на разбор споров насчёт выпаса скота в чужих угодьях.
В горах водилось много дичи, её мясо разнообразило пищу, а меха выделывались и пускались в дело. Пушнину, кожи, шерсть покупали вездесущие торговцы, благодаря которым у кузнецов хунну появлялся металл, а их женщины щеголяли в серебре, цветных стеклянных бусах, кораллах и жемчугах.
Ставка восточного чжуки — скопище юрт и больших крытых кибиток, находилась у подножия гор, поближе к охотничьим угодьям, у реки. Здесь жило больше всего мастеров, изготовлявших оружие, упряжь, доспехи, украшения. Остальные трудились в других кочевьях.
На местах зимовок засеивали небольшие делянки ячменя и проса. Из зерна пекли лепёшки, но чаще ячмень обжаривали, перемалывали в каменных зернотёрках или толкли в ступах, просеивали и добавляли в похлёбки, ели с маслом, как кашу. Такое перемолотое зерно брали с собой воины и охотники: оно долго хранится, его легко перевозить, еда из него готовится быстро. Земледелием чаще занимались потомки племён давно покорённых хунну, и случайно попавшие сюда южане циньцы.
Молодой чжуки посвящал много времени обучению воинов. Из храбрейших бойцов Модэ набрал отряд для своей охраны и сделал его командиром Гийюя.
Управлять остальным войском чжуки помогали опытные советники, происходившие из рода шаньюя. Отчаянные рубаки из дальних земель приходили на службу к Модэ, прослышав, что восточный чжуки высоко ценит удаль и воинское искусство. Так в его войске появились даже рыжеволосые динлины с далёкого северо-запада.
Во главе воинов чжуки ходил в набеги на племена, обитавшие к северу от хунну, брал добычу: меха, металлы, зерно, скот, рабов. С жившими на востоке многочисленными и сильными дунху обычно сталкиваться не приходилось: с ними шаньюй заключил мир, и хунну сами платили восточным соседям ежегодную дань.
От своих воинов Модэ требовал безусловного, слепого повиновения. В его колчане среди обычных имелись свистящие стрелы, которые хунну использовали, как сигнальные. На древко под наконечник надевался костяной шарик с тремя отверстиями, и в полёте такая стрела издавала пронзительный свист. Этот внушающий ужас звук пугал врагов и их лошадей.
Когда Модэ посылал в цель свою свистящую стрелу, туда должны были стрелять и все его воины. Тех, кто медлил или ослушался наказывали.
После года тренировок Модэ ужесточил требования, и за неисполнение приказа стали казнить на месте. Люди в его уделе втихомолку болтали о том, что их молодой князь в плену у юэчжей повредился в уме.
Когда Гийюй говорил с сестрой Чечек, та яростно опровергала эти слухи, утверждая, что с ней Модэ всегда ласков и ни разу не дал повода обижаться на него. Гийюй верил ей, видя, что сестра, вначале робевшая, постепенно становится настоящей властной хозяйкой удела.
Модэ всецело ей доверял в делах хозяйства. Чечек однажды с гордостью призналась брату, что муж сказал ей:
— Ты станешь хорошей яньчжи.
Такая похвала от немногословного мужа дорого стоила. У супругов появились двое детей, дочь и сын, но их полугодовалый сынишка умер. Третий ребёнок родился мёртвым — Чечек горевала, а её муж ещё больше замкнулся в себе. Потом шаньюй настоял на том, чтобы Модэ взял вторую жену из рода Лань.
Восточный чжуки редко бывал в ставке шаньюя, посещая ежегодные моления, большую осеннюю охоту и реже — Советы князей. Во время этих встреч шаньюй нарочито выказывал расположение подрастающему младшему сыну, а яньчжи Сарнай слащаво улыбалась пасынку. Она устроила ему пышную свадьбу со своей племянницей, шестнадцатилетней Жаргал. Как выразилась Сарнай:
— Уж она непременно родит тебе много крепких сыновей, дорогой Модэ. Дочери нашего рода здоровы и плодовиты, не в пример хилым женщинам Сюйбу.
— Правда? — переспросил Модэ. — Но тогда почему у меня только один брат?
Сарнай порозовела, наградила пасынка злым взглядом и удалилась, гордо подняв голову. Присутствовавший при разговоре Гийюй сделал вид, что не слышит, как Модэ выругался сквозь зубы, назвав мачеху сукой.
Гийюй беспокоился о том, как уживётся сестра с новой женой Модэ, но они обе были хорошо воспитаны и не ссорились. Сдержанная Чечек занималась дочерью и хозяйством, а Жаргал выказывала почтение первой жене Модэ, соблюдая принятые обычаи.
Красивая, ловкая, смешливая Жаргал могла развеселить мужа, и тот вскоре стал предпочитать её общество. Чечек не жаловалась, ведь Модэ не пренебрегал своими обязанностями по отношению к ней и дочке.
Несмотря на свою неприязнь к роду Лань, Гийюй вскоре поддался очарованию, исходившему от Жаргал. Как все степнячки, она хорошо ездила верхом, подчиняла себе самых норовистых коней, участвовала в скачках наравне с юношами и нередко побеждала. Ещё она метко стреляла из лука. Стрельбе её обучил отец, и Жаргал стала искусной охотницей. Она с удовольствием сопровождала Модэ на все охоты.
