Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы, я уже давно должна была выплакаться до донышка, но вдоль век снова стали копиться слезы.
– Я все делаю не так! Вру все время. Не тебе. Ну, и тебе тоже… но по веским причинам. И ненавижу людей. Не только Ти-Рэя – многих. Девчонок в школе, а ведь они ничего такого не делают, просто игнорируют меня! Ненавижу Уиллифред Марчант, поэтессу из Тибурона, а ведь я ее даже не знаю! Иногда ненавижу Розалин, потому что она меня позорит. А сначала, когда только пришла сюда, ненавидела Джун.
И вот – наводнение безмолвия. Оно поднялось волной; я слышала рев в голове, ливень в ушах.
Посмотри на меня. Снова положи ладонь на мою руку. Скажи что-нибудь.
К этому моменту из носа у меня текло так же, как из глаз. Я шмыгала носом, вытирала щеки, не способная остановить себя, не дать своему рту выплевывать все ужасные вещи, которые я могла сказать о себе. И когда я закончу… если она сможет любить меня после этого, если она сможет сказать: Лили, ты все равно особенный цветочек, посаженный в землю, – тогда, может быть, я смогу смотреть в зеркала в ее «зале» и видеть реку, сверкающую в моих глазах, текущую вопреки всему, что в ней умерло.
– Но это еще так, цветочки, – сказала я.
Вскочила на ноги: мне нужно было куда-то идти, бежать, вот только некуда было. Мы были на острове. На плавучем голубом острове в розовом доме, где я вывалила всю свою подноготную, а потом стала надеяться, что меня не столкнут в море ждать наказания.
– Я…
Августа смотрела на меня. Ждала. Я не знала, смогу ли это сказать.
– Это из-за меня она умерла. Я… я убила ее.
Я всхлипнула и рухнула прямо на ковер, на колени. Я впервые сказала эти слова другому человеку, и звучание их вскрыло мое сердце.
Вероятно, раз или два за всю жизнь человеку случается услышать голос, исходящий из центра вещей, темный шепчущий дух. У него лезвия вместо губ, и он не остановится, пока не поведает тайну, лежащую в основе всего. Стоя на коленях на полу, не в силах унять дрожь, я слышала его явственно. Он говорил: Тебя нельзя любить, Лили Оуэнс. Нельзя любить. Кто мог бы полюбить тебя? Кто во всем этом мире смог бы хоть когда-нибудь полюбить тебя?
Я опустилась еще ниже, на пятки, осознавая, что бормочу эти слова вслух: «Меня нельзя любить». Подняв взгляд, я увидела пылинки, плывущие в свете лампы, Августу, которая стояла и смотрела на меня. Я думала, что она поможет мне встать, но она вместо этого опустилась на колени рядом со мной и убрала волосы с моего лица.
– Ох, Лили, – проговорила она. – Дитя…
– Я нечаянно убила ее, – сказала я, глядя прямо ей в глаза.
– А теперь послушай меня, – сказала Августа, приподнимая мой подбородок, приближая мое лицо к своему. – Это ужасно, ужасно, что тебе приходится с этим жить! Но тебя можно любить. Даже если ты нечаянно убила ее, ты все равно самая милая, самая очаровательная девочка, какую я знаю. И ведь Розалин любит тебя. Мэй любила тебя. Не нужно быть волшебницей, чтобы понять, что Зак любит тебя. И «дочери Марии», все до одной, любят тебя. И Джун, вопреки своему характеру, тоже тебя любит. Просто ей потребовалось больше времени, потому что она так часто злилась на твою мать.
– Она злилась на мою мать? Но почему? – спросила я, сознавая теперь, что Джун, должно быть, тоже все это время знала, кто я такая.
– Ой, это сложный вопрос, как раз в духе Джун. Она никак не могла пережить то, что мне пришлось работать в доме твоей матери. – Августа покачала головой. – Я знаю, это несправедливо, но она ополчилась на Дебору, а потом и на тебя. Но даже Джун полюбила тебя, правда ведь?
– Наверное, – пробормотала я.
– Однако самое главное – и я хочу, чтобы ты это знала – это что я тебя люблю. Так же, как любила твою мать.
Августа поднялась на ноги, но я осталась сидеть, где сидела, удерживая ее слова внутри.
– Дай мне руку, – сказала она, протягивая мне ладонь.
Поднимаясь, я ощутила легкое головокружение, как бывает, когда встаешь слишком быстро.
Вся эта любовь, изливающаяся на меня. Я не знала, что с ней делать.
Мне хотелось сказать: Я тоже тебя люблю. Я люблю вас всех. Это чувство росло во мне, как ветряной столб, но когда оно добралось до моего рта, у него не оказалось голоса, не нашлось слов. Только много-много воздуха и тоски.
– Нам обеим нужна небольшая передышка, – заявила Августа и пошла в сторону кухни.
Августа налила нам по стакану охлажденной воды из холодильника. Мы взяли их с собой на заднюю веранду и сели на диван-качели, большими глотками прихлебывая прохладу и слушая поскрипывание цепей. Удивительно, насколько успокаивающим был этот звук. Мы не стали включать верхний свет, и это тоже успокаивало – просто сидеть в темноте.
Через пару минут Августа спросила:
– Вот чего я не могу понять, Лили… как ты поняла, что надо прийти сюда?
Я вытащила из кармана образок черной Марии и протянула ей.
– Это принадлежало моей матери, – сказала я. – Я нашла его на чердаке, тогда же, когда нашла фотографию.
– О господи! – ахнула она, прижимая руку ко рту. – Я подарила его твоей матери незадолго до ее смерти!
Она поставила стакан на пол и начала расхаживать по веранде. Я не знала, стоит ли продолжать, и сидела, ожидая, скажет ли Августа что-нибудь, но она молчала, и тогда я встала и подошла к ней. Ее губы были плотно сжаты, глаза вглядывались в ночь. Образок она сжимала в руке, опустив ее вдоль тела.
Прошла целая минута, прежде чем она подняла ее, и мы обе стали смотреть на него.
– Здесь на обороте написано «Тибурон, Ю. К.», – сказала я.
Августа перевернула образок.
– Должно быть, это Дебора написала, – по ее лицу скользнула тень улыбки. – Это так похоже на нее. У нее был альбом, полный фотографий, и на обороте каждой из них она обозначала место, где сделан снимок, даже если это был ее собственный дом.
Она вернула мне образок. Я смотрела на него, водя пальцем по надписи «Тибурон».
– Кто бы мог подумать! – задумчиво проговорила Августа.
Мы вернулись к качелям, сели и стали тихонько раскачиваться, слегка отталкиваясь от пола ногами. Августа смотрела прямо перед собой.
- Гарвардская площадь - Андре Асиман - Русская классическая проза
- Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки - Наталья Федоровна Рубанова - Русская классическая проза
- Мамбо втроём - Ариадна Сладкова - Русская классическая проза
- Последний вечер в Монреале - Эмили Сент-Джон Мандел - Русская классическая проза / Триллер
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Высокие обороты - Антонина Ромак - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Теория хаоса - Ник Стоун - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Почти прекрасны - Джейми Макгвайр - Прочие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Канцтовары Цубаки - Ито Огава - Русская классическая проза
- Стрим - Иван Валерьевич Шипнигов - Русская классическая проза / Юмористическая проза