Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Победоносцев не к месту подумал, что он уже не тот молодой офицер, который пришёл в имперский сыск сорок с лишком лет назад. Эта мысль огорчила его. Тьма застлала глаза, и обер-полицмейстер Москвы Виктор Георгиевич Победоносцев потерял сознание.
* * *
По улицам первопрестольной, по самой белокаменной, вдоль набережной, мимо её церквей, мимо храмов её православных, мимо садов и скверов, по бульварам, по взгорьям кривоколенным, переваливаясь с боку на бок, скрипя колёсами, треща корпусами, звеня колоколами, горланя медной трубой, разбрызгивая воду, которой ливень только что наполнил лужи, улюлюкая, блестя рогатыми шлемами, сверкая рожами страшными, перекошенными, распространяя перегар сивушный перед собой, оставляя шлейф коней перепуганных после себя, пугая подворотных и домашних псов, пугая охотничьих да и декоративных птиц одинаково, пугая котов также, на ветви да крыши запрыгнувших, ощетинившихся, кур пугая да гусей, лошадей чрезвычайно пугая, пугая детвору, пугая зрелых, пугая стариков, а особенно старушек, пугая жителей коренных и пугая приезжих, из Вологды, из Чернигова, со всей Малороссии, иностранцев, если попадались таковые на пути, пугая, пугая всех от чина тринадцатого до чина первого единообразно, дворянских пугая, мещанских, купеческих да дворовых, а ещё и свободных, набожных али неверующих зело тоже шибко пугая, ехал, мчался, стремился, прорывался караван обозов адских, караван повозок дьявольских, караван колесниц карающих, заправленных лошадями инфернальными, чёрными как смоль (а грива у самих красная, огненная), управляемых чертями расписными, зубы белые скалящими, рогами кивавшими, ртами ощерившимися орущими, ручищами лохматыми размахивающими, матом под ноги прохожих попадающих охаживающими, баграми в небо тычащими. Адские, адские ехали, мчались, стремились повозки.
Люди видевшие их, крестились, наземь падали, за сердце хватались, в стены вжимались, в кусты сигали, дитятей к грудям прижимали, столбом стояли, рвотой исходили, криком кричали, слезами плакали, в ножки кланялись, за кобуру хватались, за вилами бежали, матерились, молились, и святых вспоминали, и к истуканам языческим взывали, за государя боялись, государя бранили, глаза протирали, челюсть роняли, в подполы прятались, на крыши забирались, со страху обнимались, друг с другом прощались, с почившими родственниками здоровались, замертво падали, пить бросали, пить начинали, пили, папироски наземь роняли, жену ударяли да дитяток, рубаху на груди рвали, крестик с груди срывали, крестик надевали, крестик целовали, книгу читали, обещания давали, из окон сигали, из подвалов выпрыгивали, следом бежали, куда глаза глядели бежали, зажмурившись бежали, икали, моргали, штаны мочили, улюлюкали, пели, выли, спины в мыле, на головах картузы, шапки, шляпы, цилиндры, шляпки, причёски, кепки, косынки, платочки, парики, с непокрытыми головами, под навесами пролёток, под капюшонами плащей, под зонтами, под кронами деревьев, под козырьками, под лавками, под арками, внутри домов, снаружи, на крышах, на чердаках, в подвалах, в звонницах, в канавах, в кандалах, в перчатках, в подпоясанных рубахах, в щёгольских шубах, в штанах-трубах, в тулупах плешивых, во фраках с кожаными лацканами, в сюртуках всех фасонов и расцветок, в платьях выходных вечерних, в платьях простых крестьянских, в обносках барских, в мешках, в одежду перешитых, без одежды вовсе, в старом тряпье, в новом тряпье, в корсетах, в кисетах, в погонах, в эполетах, с кисточками, без кисточек, в ливреях, в золоте, в серебре, в бронзе, в бриллиантах, в стекле, в стеклянных крошках, в хлебных крошках; плохие, хорошие, злые, добрые, завистливые, щедрые, бедные, чрезвычайно богатые, чрезвычайнейшим образом бедные, отпущенные беглые, белые, чёрные, красные с перепою, красные с баньки, едва родившиеся, едва дышащие, дышать вдруг переставшие, только поднявшиеся, отдохнувшие и уставшие; зрячие и подслеповатые, слышащие, глухие, глуховатые; солдаты, мичманы, содержанки, содержащие, власть предержащие, прачки, мастера, попы, студенты, куртизанки, воры, убийцы, шулеры, бутари, деревенские, городские, сословий купеческих, мещанских, дворяне родовые, и средние, и выслужившееся, и купившие, и продавшие, выгодно купившие, выгодно продавшие, продавшиеся, непродающиеся, за бесценок отдавшиеся, беременные, разродившиеся, только зачавшие. Словом, все-все, кто видел, как пожарные обозы, наполненные пьяными чертями, неслись по столице, пришли в чрезвычайное, чрезвычайное волнение.
* * *
Телега отца Серафима летела по ухабистым улицам, поднимая вокруг себя воду из призрачно мерцающих луж.
– Я же говорил! – кричал над его ухом «демон», указывая на огненный столб, возвышавшийся над первопрестольной. Тело сумасшедшего дрожало.
– Это она их всех сжечь решила, понимаете? Она! Не только иностранца, но и остальных заодно. Боюсь, мы опоздали!
– Ничего ещё не кончено, сын мой! – взревел пьяным голосом отец Серафим и крепко заложил вправо, окатив тротуар, а заодно и двух сомнительного вида женщин водой из лужи. – А этому чернокнижнику туды и дорога!
От хмеля и возбуждения его подташнивало. Когда он понял, что это не сатана пришёл по его душу, он позволил себе выпить ещё несколько стаканов.
– Но ведь грех на душу!
– Грех – это точно, – согласился Серафим, въехав с размаху в колдобину, отчего телега подскочила. – Ты, стало быть, с дьяволом дела водил, а теперь, чай, о душе чужой беспокоишься?
– Мою уже не спасти…
– Напрасно, напрасно ты думаешь так, Ваша светлость. Любую душу спасти можно. Любой грех очистить.
– Огнём, – молвил князь. – Она так и говорила: всех огонь сравняет…
Отец посмотрел в глаза несчастного. Тот заворожённо смотрел на розовеющее от пожара небо.
– Токмо молитвами да благими поступками… Ты мне енто дело, князь, брось. Грех страшный это – в уныние впадать.
Серафим хотел свести горемыку сразу в участок, но справедливо предположил, что вся полиция один шут теперь там, где бушует пожар.
Никак не думал он, что разыскиваемый всеми князь заявится прямо к нему домой, как подарок небес. Батюшка уже предвкушал, как потратит обещанную за поимку преступника награду. На благие дела, конечно же.
Но, с другой стороны, ему было и жалко несчастного. Не по своей воле он от бесноватости страдает, хоть и за грехи свои, поди, недугом пожалован.
– Но я сотворил столько ужасных дел, вы бы знали.
– Да кто ж их не знает. Дел твоих.
– Я… – повесил голову князь. – Я и забыл, что превратился в своего рода знаменитость.
– Послушай, князь, – сказал Серафим. – Вижу я, человек ты хороший, но душой шибко заблудший. Повенчаться бы вам с графиней ентой да детишек растить. Грехи вымаливать. Что ж вам, господам, неймётся-то всё время? Что ж вам на земле не живётся спокойно? Ведь сгинете ни за грош.
Князь смотрел на завораживающее марево, вырастающее перед ними, и ничего не отвечал.
– Я же всё понимаю – любовь, – продолжал отец Серафим. – Любовь ведь енто и а есмь Бог. А Бог – наоборот, стало быть, любовь. Так получается. Так в Писании самом сказано. Святой апостол Павел говаривал. «И,
- Скверная жизнь дракона. Книга четвертая - Александр Костенко - Городская фантастика / Попаданцы / Периодические издания / Фэнтези
- Три мира одиночества - Валерий Рыжов - Фэнтези
- Академия Тьмы "Полная версия" Samizdat - Александр Ходаковский - Фэнтези
- Дорога висельников - Наталья Резанова - Фэнтези
- Скверная жизнь дракона. Книга пятая (СИ) - Костенко Александр - Фэнтези
- Лунный Зверь - Игорь Вереснев - Фэнтези
- Бисер для вепря - Татьяна Гуськова - Детективная фантастика / Любовно-фантастические романы / Периодические издания
- Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти - Фэнтези
- Ухватить молнию - Кэтрин Азаро - Фэнтези
- Злой город - Дмитрий Силлов - Фэнтези