отвечал: «Я ведь сразу предупреждал о том, что весь заработок здесь будет целиком зависеть от нас».
Но, видимо, до поездки это как-то не дошло до нас, казалось, что жить будем на гастролях, как раньше, а то, что заработали, получать сверх этого.
Кое-как мы доиграли все эти концерты в Германии. Кстати, я с собой взял штук 20 компакт-дисков из той партии, что купил у Moroz Records. И мне даже не пришлось искать, как и кому их продать, немцы в клубе сами подошли ко мне перед концертом и спрашивают:
– Скажите, а у вас есть диски с вашей музыкой?
– Есть! – с готовностью ответил я.
– А сколько вы за них хотите?
– А я не знаю… У вас как принято?
– У нас обычно по 25 марок продают диски.
– Отлично! – обрадовался я. – Берите!
Остальные музыканты, можно сказать, испепелили меня взглядами, в которых читалось: «Как же так? Он сейчас все продаст, а мы?!». Но ведь мы все находились в равных условиях, купить партию по оптовой цене было предложено каждому участнику группы…
В общем, к последнему концерту все мои диски были проданы, и я получил в сумме около 300 марок.
После заключительного концерта в Hard Rock Cafe Володя пошел к организаторам за расчетом и в целом – подвести итоги тура. Мы ждали его на той квартире, которую нам выделили для проживания.
Володя приходит и говорит:
– Ну, что я могу сказать… Прибыль на всех – 150 марок (может, это была чуть другая сумма, но не больше, это точно). Вот так.
Это, конечно, на некоторых из нас произвело эффект разорвавшейся бомбы или, наоборот, ледяного душа – в общем, реакция была крайне негативной. Сейчас уже, за давностью произошедшего, мне не хочется «тыкать пальцем» и указывать на самых недовольных. Скажу лишь, что тогда прозвучали фразы «Где мои деньги?!», «Что это за афера, куда меня притащили?» и прочее. Даже начались разбирательства в том духе, что аппаратура для студии куплена за счет гонораров музыкантов, хотя я точно могу сказать, что это было не так: Холстинин и Колганков, который тоже приехал с нами, вложили в ее покупку свои деньги, и потом Игорь отправился с ней на поезде домой…
Если говорить конкретно о моей реакции, то и мне тоже не нравилось, что мы почти ничего не заработали. Но, с другой стороны, нас же предупреждали. Конечно, никто не ожидал, что все получится настолько провально… При этом, однако, у меня имелись 300 марок, заработанные на дисках, и я смог купить подарки жене и новорожденному сыну, и поэтому настроение было вполне хорошим.
Когда мы прилетели домой, в аэропорту нас встречали жены и друзья. Слава богу, все закончилось!
Колганков тоже вскоре приехал с купленным в Германии оборудованием. Довольно быстро смонтировали и запустили студию, и первым клиентом стал Сергей Терентьев. Происходило это так: к нам пришел какой-то парень и сказал:
– Есть такой гитарист, Сергей Терентьев, он хочет у вас записать сольный альбом.
– Хорошо, – ответили мы, – а ты, собственно, кто?
– Я – Сергей Задора, его менеджер (а также продюсер и спонсор этого альбома, как позже рассказывал в интервью Терентьев).
– Отлично, пусть приходит, все сделаем в лучшем виде!
Пришел Теря (так Сергея называют друзья), мы познакомились, начали обсуждать подробности записи. Сразу спросили, какие у него предполагаются музыканты.
– Будет драм-машина, на остальном сыграю я сам, – ответил он.
Сергей сам забил барабаны, сам сыграл на гитарах и на басу, а Задора спел на английском языке в нескольких песнях, так как у него был до этого опыт работы вокалистом в музыкальных коллективах. А остальные композиции были инструментальными. Альбом получил название «Up To Thirty» – Терентьеву было тридцать лет, и все значимое, что он написал до этого периода, вошло в трек-лист. «Ария-Рекордс» начала работу!
Параллельно мы начали записывать свой альбом «Ночь короче дня». Сразу после приезда из Германии мы записали барабаны, причем впервые не только на пленку, но и в компьютер, и я принялся их редактировать. Это заняло у меня в итоге очень много времени, т. к. я постоянно старался в них что-то улучшить. Следом записали бас и ритм-гитару и начали работать с соло. Сергей Маврин сыграл вступление к «Паранойе», что-то еще…
Кипелов все это время на студию не приходил. Сейчас часто говорят, что, мол, мы его и не звали, но это очень странная формулировка. Все знали, что в студии идет работа над альбомом, можно прийти туда в любой момент. Если бы Валерий хотел, он мог бы поинтересоваться у Сережи Маврина, что и как у нас происходит и когда ему приходить, чтобы записывать вокал. Мы его не выгоняли, никаких даже разговоров об этом не было. Но в какой-то момент мы узнали, что он выступает с группой «Мастер». Сейчас принято говорить, что Валерий делал это, чтобы заработать хоть какие-то деньги. Но это было не так, денег у него было ничуть не меньше, чем у других музыкантов, скорее наоборот. Я вообще не очень понимаю, чем он руководствовался. Но после того, как произошла эта ссора с Холстининым из-за поездки в Германию, в которой Кипелов участвовал как главное действующее лицо, его сотрудничество с «Мастером» выглядело просто как то, что он послал «Арию» куда подальше.
Кроме того, это сейчас, с возрастом и опытом, мы стали более терпимы к закидонам других, для нас уже допустима ситуация, когда участник нашей группы работает и с другими коллективами (как, например, это было позднее у нас с Беркутом). А тогда мы расценили поступок Кипелова как демарш: сначала он разругался с Холстининым в Германии из-за неоправданных ожиданий, а потом просто пошел петь в другую группу. И мы это восприняли как его уход из группы. Причем все это время Кипелов продолжал общаться с Мавриным, и сначала Сергей нам говорил, что тоже не понимает, что происходит. Подождав еще немного, мы взяли вокалистом Алексея Булгакова. Володя давно его знал, пригласил попробоваться, и мы стали с ним работать в студии над новым альбомом. Конечно, это было нечто другое в вокальном плане, но у Алексея, в принципе, все получалось. Трения начались, когда он, по сути, только-только начав работу в «Арии», уже стал качать права: «Вот этот текст я петь буду, а этот нет, это мне подходит, а то не подходит». Мы сразу загрустили и поняли, что опять происходит что-то не то.
Помню, я позвонил Маврину и сказал:
– Сереж, ну, как тебе Булгаков? Что думаешь?
– Да мне вообще все равно,
