На ходу вдруг понимая, что таким злым я его еще никогда не видела.
Я вообще никого не видела человека, от которого бы так сильно фонило безоговорочным разрушением.
Глава тридцать шестая: Влад
О том, что Шуба нарисовался возле гимназии, в которой учится Марина, я узнаю примерно сразу после того, как этот гандон выходит из машины и парни сигнализируют, что тут образовалась маленькая «пробка» из желающих контролировать каждый вход и выход.
Все это просто пиздец как не вовремя, потому что через полчаса у меня назначен сеанс видеосвязи с моим главным итальянским клиентом, и послать его на хер никак нельзя — это один из самых перспективных и дорогих проектов в моем портфолио, а еще — у меня развязаны руки и я могу делать буквально все, что захочу в рамках оговоренных дизайнерских предпочтений. От таких подарков судьбы отказываются только идиоты.
Но одна мысль о том, что где-то там Шуба уже пускает слюни на Аню или даже протягивает к ней свои старческие грабли, заставляет мои кулаки сжиматься для самого безобразного мордобоя. Да, у меня есть мой долбаный личный кодекс — не обижать женщин и стариков. Если бы не это, я бы уже давно разобрался с Кузнецовой одним из тех способов, которыми учил Александр. Одна эта мысль заставляет мой желудок подпрыгнуть к горлу от блевотных воспоминаний.
Но Шуба, хоть формально уже переступил планку, за которой его точно можно назвать стариком, заслуживает звание первого и единственного исключения из моих правил. Парни рядом с Аней, мелкая тоже под присмотром, если бы Шуба попытался забрать ее силой, так была бы такая заварушка, что об этом уже кричали бы из каждого утюга. А ему такая минута славы, при всех закулисных делишках, которые он ведет, совсем не на руку.
Хотя мне этот прокат на всех скоростях света тоже встанет в парочку штрафов за вождение, потому что несколько светофоров я точно проскочил не на тот свет. Сука, терпеть не могу так рисковать, но мысли об Ане в руках Шубы выкрутили мою адекватность на минимум.
Пока еду, еще один звонок из школы, от парня, который сторожит мелкую — отчитывается, что никто к ней в класс не ломился и до звонка еще пятнадцать минут. Бросаю взгляд на часы — буду на месте минут через десять. Но нужно успеть за пять.
Еще никогда в жизни я не парковался настолько мерзко. Фактически просто бросаю машину на стоянке около главного входа, до конца не уверенный, что захлопнул дверь. На ходу оцениваю обстановку: мои ребята стоят в паре метров от Ани, шубинский бугай тоже. Я этого мудака со шрамом через всю рожу хорошо знаю — он с ним еще с тех времен, когда я еще сидел у старого гандона на цепи. Если хотя бы половина того, что про него говорят — правда, тогда не удивительно, что он задержался так долго. Но мысль о том, что именно с им Шуба приехал к моей Нимфетаминки, моментально выкручивает градус моего бешенства до максимально отметки. Да какой там максимально — мне вообще моментально башню сносит. Если бы не Аня — я бы точно начал разговор с парочки его выбитых зубов.
— Владислав. — Шуба пытается делать вид, что даже рад меня видеть, но я эту старую гниду знаю насквозь, а он точно так же хорошо знает меня, вот поэтому его так и перекосило.
Жду, пока Аня сбежит в машину, мысленно делая зарубку обязательно первым делом похвалить ее за смелость. Даже если Шуба не угрожал ей напрямую, очень не многие способны вот так стойко держаться в окружении подонка и его личного «Крысобоя».
— Прискакал забирать свое сокровище, Грей? — ехидно интересуется Шуба, кивая мне за спину. — Ты стал таким сентиментальным. В дома влезаешь, девушек из беды вытаскиваешь. Дальше что? Начнешь бабушек через дорогу переводить?
— Не-а, — лыблюсь именно так, чтобы он снова непроизвольно дернулся, — старых пердунов в землю живьем закапывать. Ты какого хера снова возле Ани крутишься? Тебе что конкретно в нашу прошлую встречу было не понятно?
Шуба — редкая гнида и человек, которого не так-то просто напугать в силу того, что он успел сделать столько дерьма стольким людям, что уверовал в свою безнаказанность. Меня он опасается, потому что знает, чем я становлюсь, если меня довести. Значит, надо сделать так, чтобы у этого старого козла от одного звука моего имени случался злоебучий понос.
— Влад, я же просто поговорить, — типичная для Шуба пластинка. Сколько разговоров я видел собственными глазами, которые он начинал вот так же, а заканчивал тем, что от собеседника оставалась только бесформенная куча мяса и костей.
— Ты серьезно сейчас? Ты мне угрожаешь?
— Я приехал поговорить с Анной, не с тобой.
— Рассказать о том, что я типа женат?
Судя по тому, как старикашка кривит губы, он уже пытался втюхать это Ане, но этот фокус у него не сработал. Моя Нимфетаминка первый удар выдержала просто профессионально — не видел на ее лице ни слез, ни паники. А перед Шубой не спасовать — это задача на целых два стальных яйца.
Ну на хуй все, разберусь сейчас с этим ублюдком, сяду в машину — и зацелую ее до смерти. А там хоть трава не расти, пусть даже рожу мне расцарапает от злости.
— Как причудливо, однако, всех нас тасует жизнь, — тянет Шуба, и я с трудом отрываюсь от своих долбаных фантазиях о губах Ани. Еще и как ни странно — думаю о них совсем не в том смысле, в котором обычно, а просто, блядь, о поцелуях.
— Мне твоя философия до известного места, Шуба.
— Кстати, я тут узнал кое-что… — Смотрит на меня змеиным, хорошо знакомым мне прищуром. Сигнал, что надо выбросить из головы всю дурь, и даже Аню, и соображать быстрее, чем все, что скажет эта старая гнида, вылетит из его рта. — Один парень видел, как когда-то, один цыган, одному человеку, буквально перегрыз горло.
Я радуюсь, что все это время держу руки в карманах, потому что сейчас они рефлекторно сжались и мое звериное нутро вот-вот выцарапает свое законное право вырваться наружу и показать Шубе, что да, блядь, глотки грызть я тоже очень даже умею.
Сука.
Наверное, Александру — надеюсь, он, тварь конченная, жарится в аду без перерывов и выходных! — было бы очень смешно узнать, что я нарушил одну из его заповедей: «Не оставлять свидетелей». И что это может стоить мне буквально, мать его, всего.
— Заранее предупреждаю, что этого свидетеля берегут как зеницу ока. — Шуба чувствует за собой правду и сразу начинает свой любимый спектакль а ля «Сейчас я тебя как дерьмо тонким слоем размажу по своему раненному самолюбию». — Я сделал выводы из нашего последнего… гм-м-м… конфликта, и ликвидировал все окна, в которые ты мог бы залезть. Само собой в том случае, если бы знал куда залезать. Ну, что же ты, Владислав, притих? Может, я вру? Так ты так и скажи.
В тот грёбаный вечер там было только четыре человека: я, Кирби, Алекс и тот сопляк. Кирби никогда бы не предал меня, мы с ним стали братьями по цыганскому обычаю, когда вытаскивали друг из друга пули и шили по живому, без наркоза. Он знает, что сделал я, я знаю все про него. Алекс давно гниет в могиле — я видел его дохлым собственными глазами. Настолько, блядь, дохлым, что его не оживил бы даже Апокалипсис. И был еще сопляк.
— А еще… — Шуба явно в ударе, раз это свое «а еще» оставил напоследок. — Рогов в кабинете директора, объясняет ей, почему Марина Александровна Эпштейн должна быть немедленно отчислена и возвращена ему под опеку по меньшей мере до решения суда. Эта девочка столько пережила, что ей не помешает какой-нибудь оздоровительный лагерь… где-нибудь, куда нужно лететь с тремя пересадками. Но ты, конечно, можешь попытаться отобрать ее силой прямо сейчас. Ну как, Король? Подымем ставки?
Шуба только головой дергает, а его гамадрил уже втискивается мне под нос, недвусмысленно прижимаясь боком, через который прощупывается пристегнутый ствол. Солидных таких размеров «дура». Шубе лишний шум нафиг не нужен, это просто чтобы напоминание, чтобы его однажды сорвавшийся с цепи щенок, не забывал свое место.
