с самоотверженным стремлением расследовал совершённые жестокими убийцами преступления в древние, когда люди ещё летали на самолётах и ездили на автомобилях… Вот тут под третьим томом мемуаров лежал исторический роман про приключения и дальнюю дорогу витязя Богатыря и братьев его Ильи и Никитушки… В печать отдавать эти романы никто не собирался, по причине того, что написал их кровавый и жестокий убийца, который легко выпил больше тридцати упырей из своего отряда. Бытовало мнение, что за раз, Лучезар не спорил, только каждый раз вспоминая о том случае, удивлялся. Он, конечно, жадный и много пьёт крови, но чтобы за один присест?..
Осознание того, что писать не хотелось вновь, накрыло Лучезара ещё тогда, когда он надевал носки. Однако что-то делать надо было, потому что он являлся узником и безвылазно просиживал здесь долгие годы. Потому-то единственной отдушиной на этот момент была писанина.
Некоторое время Княжич просто сидел над печатной машинкой, из держателя которой торчал наполовину отпечатанный лист. Ни о чём не думал. И куда делось его вдохновение? Может в отпуск укатило? А может плюнуло на него, пропащего узника… Когда внизу открылась входная дверь и послышались тихие, осторожные шаги, Лучезар громко затарабанил по кнопкам, продолжая брошенную на полуслове фразу. Затем поставив жирную точку, спустился немного вниз и с ещё большим грохотом напечатал: «Звезда помеченная». В этот момент — иногда с ним такое случается — он твёрдо решил написать поэму. И наплевать на то, что это вроде как сто семьдесят девятый лист некоего романа, и что к поэзии у него нет тяму. Даже близко.
И ветер был свидетелем тому,
Как поле окропили каплей крови.
Как мир померк в глазах, и никому
Не пожелал бы он такой вот доли…
Служанка, поднявшись по ступеням, поставила поднос на столик, затем поздоровалась и, не дожидаясь ответа, стала подниматься по другой лестнице в спальню, чтобы прибрать постель и собрать грязное бельё, хотя его не было, а может положить в шкаф или сундук чистое. Лучезар приподнял голову, пытаясь словить следующую строчку, а вместе с тем понять о чём и о ком он собирается писать, затем потянул кротко носом и рот тут же наполнился слюной: вампир учуял кровь. Скептически выдохнув, Узник поднялся со стула, подошёл к столику, подхватил поднос и графин с кровью, затем вернулся к столу и выдул залпом два стакана густой, красной жидкости. Быстро уничтожив омлет, свежие огурцы с помидорами, жаренную колбасу и пирожки с яблоками и консервированными абрикосами, вернул поднос с пустой посудой туда, где взял их. Остатки крови вылил в стакан, поставил пустой графин рядом с разносом. Кровь оставил на потом.
Сев на стул, положил пальцы на клавиши и через мгновение быстро запорхал по ним, чётко выбивая каждую букву.
Летели птицы, листья, облака,
Летели крики, умерших на поле.
А у него дрожала всё рука,
Сжимавшая противниково горло.
И на ресницах горькая слеза,
Дрожала тоже, не спеша катиться.
Убил сегодня своего врага,
Он отомстил за дорогих и близких.
Он столько лет бродил, он так искал,
Он собирал крупицы своей силы.
Он столько раз о прошлом вспоминал,
О доме том, где так его любили…
Он вспоминал, чтоб веру не терять,
Ведь с месяцами вера слабла, гасла.
Враг отдалялся, прятался. Сдыхал,
А он хотел сам до него добраться.
Хотел проткнуть и насадить врага
На этот меч, что в ножнах спал спокойно.
Ведь то был меч хорошего отца,
Что в спину был убит, когда светило солнце.
Когда сидел он просто на крыльце,
И улыбался детям и любимой.
Когда не думал о чужой беде,
Когда он был, как и они, счастливым…
— Мать моя женщина, — вдруг выругался Лучезар, останавливаясь и понимая как складно и красиво идёт рифма, и как ложится на лист казалось бы вот-вот появившийся в голове сюжет, и — особенно! — как хорошо вдыхает и выдыхает вдохновение, которое, как ему казалось, несколько минут назад помахало ручкой и укатило в Европиану. И именно в тот момент, когда больше половины поэмы легло на бумагу, Княжича осенило, что эти строчки до него уже кто-то сочинил. Он спокойно, без зазрения совести переписывал песню, одну из тех, что сам написал, а потом исполнял Кощей Мрачный Жданец под плаксивую домру, сидя у костра со своими товарищам и побратимами. Лучезар слышал её несколько раз, потому как каждую свою новую балладу Кощей пел нескончаемо долго, до тех пор пока всех не начинало от неё тошнить. Тогда он складывал другую…
Лучезар откинулся на спинку стула и задумался. Сегодня день не клеится от слова совсем. Нет, проснулся он даже в очень хорошем настроении, да и сейчас оно было не таким уж и плохим, однако, за что бы Лучезар не взялся, всё как-то шло через одно место: то настроения нет, то лень, то рифма чужая. И что же делать? Ну, например, пойти почитать пару глав «Мёртвых душ». А потом? Потом, пообедать. А после обеда? После обеда поспать. А после сна?.. А там прибежит Серебряный со своими друзьями и выкрадет его, как принцессу из высокой башни, и до следующего утра будет морить его молчанием, а утром, наконец, торжественно объявит зачем он похитил Узника из-под самого носа Графини Светланы и Харитона Не-Ясного. Кстати, где-то у Лучезара была старая-престарая книжка с подобным сюжетом, только принцесса была не упырём и не мужиком, естественно.
— Может мне собраться? — вопросил Княжич сам у себя, глянув в потолок. При этом в душе было такое равнодушие, что Лучезар на миг испугался.
— Простите? — осведомились у него за спиной и Княжич, выдохнул, подперев щеку кулаком. До сего момента он даже и не догадывался, что у его внутреннего «я» женский голос и говорит он голосом служанки.
И чего она его так раздражала?
Княжич ничего не ответил, и женщина через мгновение ушла, подхватив поднос и графин. Некоторое время Лучезар сидел, не шевелясь, затем всё же решил собрать дорожный мешок. Он был уверен в том, что его похитители налетят, как сумасшедшие, возможно даже сделают в его теле дырочку, ну или горло перережут, чтобы легче было унести, ну или на всякий случай, если Лучезар откажется с ними уходить и ввяжется в бой, несмотря на
