не дала тебе с собой мой утренний напиток?
– Дала. Он в другом коробе, там, где гусь.
– Дай сюда. Здесь действительно отличное место, чтобы позавтракать.
Гётц заметил, что гусь уже слегка прокис. Однако слуга заверил его, что в жизни вообще бывает мало совершенного. Готтфрид снова оперся на локоть, посмотрел на солнце, на текущий ручей, на сосны и кусты, в которых запутался ветер, и о чем‑то задумался. Если господин фон Бредов о чем‑то задумывался (особенно после того, как выпил), слуга Каспар на всякий случай пугался и готовился к худшему.
Внезапно Готтфрид воскликнул грозным голосом:
– Они были постираны в реке!
Каспар быстро вскочил на ноги, а левой рукой невольно прикрыл спину. На этот раз его спине, вероятно, не поздоровилось бы: кто ж думает о том, чтобы засунуть фризовую тряпку под куртку, когда ты мирно едешь из Берлина в Хоен-Зиатц. Но в побоях, как и в ударах судьбы, есть какая‑то неопределенность: они обычно приходят, когда их меньше всего ждешь. Примерно так произошло и сейчас, только наоборот. Верный слуга уже склонил свою спину, чтобы принять полагающееся положение, но господин даже пальцем не шевельнул. Он оперся щекой о ладонь и заговорил тоном, весьма удивившим слугу:
– Видишь ли, Каспар, если бы она их там не постирала, ничего бы этого не случилось.
– Этого бы точно не случилось, господин!
– И всего того, что с этим связано.
– И многого другого.
– Она хорошая женщина, Каспар!
– Безусловно!
– Если бы только не эта ее ужасная привычка все мыть и стирать. Я даже не знаю, где она такого нахваталась.
– Думаю, от госпожи Лизы из Гютергоца, ей это тоже нравится.
– Они меня выручили, мои штаны! И сносу им нет! Мой двоюродный брат Бальтазар из Вагница мне сразу сказал: «Они выглядят как новые! Совсем как новые!» Меня выручило то, что, когда меня пришли забирать, штаны уже были на мне.
– Так и было.
– И Хеддерих их тоже носил.
– Потому и уцелел!
– Меня заставили подписать это признание. Родня, живущая в Ландине, считает, что сам дьявол преследовал меня.
– Так это и было!
– Но никто ничего не мог со мной поделать.
– Истинно, мой господин.
– Один умный человек в Шпандове сказал мне, что со временем все меняется, приходится наступать и отступать.
– С кожей все происходит ровным счетом так же, как и с людьми, господин. Молодая тянется, старая сжимается. Но бывает кожа совсем иного рода.
– Каспар, никто больше не увидит, как ее стирают в воде и как она сжимается при сушке.
– Ни одна душа, господин. В вашу честь трубили шесть труб, я слышал об этом в Берлине. Некоторые даже вам завидовали.
– И двоюродные братья уже тоже начинают завидовать. Видел бы ты это! – Готтфрид усмехнулся. – Рассказы об оказанных мне почестях передавали от одного дома другому. Правда, я уже не помню, в каких домах я был. Что обо всем этом говорит Бригитта?
– Что она может сказать… Кстати, Агнес отвезли в Шпандов.
– Агнес! Дорогое дитя!
– Она станет монахиней. И еще из новостей: скоро будем резать свиней.
– Забавно узнать, что делается дома, пока тебя нет. – С этими словами господин Готтфрид встал и всунул ногу в стремя. – Как же долго меня не было дома, Каспар!
– Мы будем там через час, господин!
– Через час – как странно! – проговорил господин Готтфрид, устроившись в седле. – Много часов составляют день, а много дней – месяц, а много месяцев – год, а годы сливаются во множество лет. Странно это, Каспар, если задуматься. Иногда мне кажется, что множество лет подобны часу, а иногда – что час подобен многим годам.
Верный слуга и его господин ехали бок о бок, и Каспара не покидало волнение. Странно, что господин не побил его, как обычно. А теперь он едет весь погруженный в себя и размышляет вслух. Скорее бы завершилась вся эта история, приключившаяся с его добрым хозяином!
Внезапно господин Готтфрид посмотрел на свои руки в кожаных перчатках и, засунув большой палец в рот, покачал головой:
– Каспар, Каспар! Мне кажется, я наконец сформулировал мысль.
– Ну и славно. – Каспар протер глаза.
– Я понял! Каспар, грядут плохие времена.
– Вполне возможно! Над нашим домом журавли пролетали.
– Будут войны и восстания. Противники курфюрста уже вооружаются, я должен идти с ними. Теперь все прояснится. Где я был прошлой ночью? Верно-верно! Я помню! Обнаженные мечи скрещивались над чашами. На столе стоял череп. Копкин придерживал меня за руку, когда я клялся. Вульф больше не мог стоять и не мог произнести слова клятвы, поэтому он просто прикусил перчатку, чтобы вспомнить обо всем, когда проснется. Я поступил так же. Да, да, все так и было! Я даже слышал волчий вой с той стороны, где было тело Линденберга. Когда все начнется, мне надо быть с ними.
– Курфюрст – сильный владыка. Он укусит любого, кто на него залает.
– Они тоже будут кусаться. – Рыцарь все больше сосредотачивался на мысли о будущей войне. – С волками жить – по-волчьи выть. Хотя, может быть, до этого и не дойдет. – Господин Готтфрид подпер рукой подбородок. – Мы хотим судить его за то, что он приговорил к смерти благородного господина. Возможно, что‑то получится. Иначе, Каспар, затрещат наши собственные кости. Это будет очень серьезная война. Во имя всех святых, хватит спать! Каспар, ты меня слышишь? Госпожа ничего не должна об этом знать!
Глава двадцать первая
Иоахимка, мы тебя поймаем!
«Я попал в осиное гнездо. Я точно это знаю. Подходите! Вот моя рука, вот моя грудь, мое лицо открыто. Я тоже хочу взглянуть вам в лицо. Почему у вас не хватает мужества? Что вы жужжите, как насекомые в туманной дымке? Ваши отцы однажды все же решились. Это был важный шаг. За моих отцов принял решение Бог. Почему у вас нет той силы духа, какая была у ваших стойких предков? Для вашего самосознания это даже страшнее, чем для ваших прав», – так рассуждал курфюрст, беспокойно расхаживая взад и вперед. Он остался один, слуга зажег свечи и поспешил выйти. В это время курфюрст никого не терпел рядом с собой. Однако в зале только что находились бургомистры двух городов и несколько советников. «Эти главы городов, хочется верить, любят меня, – думал курфюрст. – Я не сделал им ничего плохого, в отличие от моих предков. Но они боятся мне сказать о своих нуждах! К чему эти неясные, туманные и робкие намеки? Если я напрямую задаю вопрос, эти люди
