«параллельных вселенных», в каждой из которых действуют одни и те же законы природы, которым свойственны одни и те же мировые постоянные. Исходная формулировка принадлежит американскому физику Хью Эверетту и на сегодняшний день она является одной из ведущих интерпретаций, наряду с копенгагенской интерпретацией и интерпретацией согласованных хронологий. Конечно, многомировая интерпретация не совсем или даже совсем не соответствует критерию Поппера, поэтому в современном представлении о научности она не очень научная, вот только с появлением квантовой физики на критерий этот практически уже забили болт. Потому что с точки зрения этого критерия многие современные научные теории нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, однако при этом от них нельзя и отмахнуться, поскольку без них никакое развитие науки далее невозможно, похоже, в принципе. Современная теоретическая наука давно уже вышла на тот уровень, когда старые критерии научности постепенно перестают удовлетворять ученых, а порой и теряют смысл.
— Я, понял, понял, — прервал я Сурка, усевшегося на любимого конька, зная, что на эти темы он может рассуждать бесконечно. — Какой второй вариант?
Тот кивнул и, помолчав, заговорил опять:
— С появлением компьютеров, а особенно после того, как виртуальная реальность стала частью жизни многих людей в развитых странах, ученые, особенно занимающиеся философией науки — онтологией и гносеологией, стали все чаще задумываться о том, что такое объективная реальность, — то есть, такая, которая не зависит от наших ощущений и сформировавшихся представлений. Ведь, по сути дела, мы не можем с уверенностью утверждать, насколько реально то, что мы видим вокруг себя, насколько реальна наша жизнь, да и мы сами тоже. Здесь наши чувства вполне могут нас обманывать, есть множество экспериментов на эту тему. К примеру, если реальность, в которой мы живем, на самом деле виртуальная, то, находясь внутри нее и являясь ее частью, ты никак не можешь определить ее виртуальность. Таким образом, то, что мы привыкли называть реальностью, по сути своей является лишь реальностью консенсуальной, в отношении которой достигнуто общее соглашение между людьми (осознанное или неосознанное). Хотя, на мой взгляд, более точен термин «обусловленная», поскольку никто у человека не спрашивает согласия, хочет ли он жить в «общепринятой реальности» или нет, его к ней просто приучают путём «обусловливания» — то есть, выработки условных рефлексов в процессе воспитания и социализации. Если проще, мы видим мир таким, каким его общепринято видеть, чему нас и учат с самого детства. А маленькие дети, кстати, есть такие исследования, изначально видят мир несколько иначе, но постепенно становятся как все, веря на слово взрослым.
Сурок вздохнул и продолжил, а я внимательно слушал, поскольку что-то такое на уровне ощущений у меня и самого присутствовало.
— Что еще более интересно, и об этом в последние годы говорят все чаще ученые, окружающий нас мир словно бы подстраивается под наши представления о нем.
— Это как? — не понял я.
— Сложно объяснить, это исключительно теоретические рассуждения — подал плечами Сурок. — Но мы об этом уже как-то говорили, кстати, когда я рассказывал про Эффект наблюдателя, помнишь?
— Это что-то о том, — нахмурил я лоб, — как кванты, кажется, меняются в зависимости от того, смотрят за ними или нет.
— Ну, что-то типа, — улыбнулся Сурок. — Что если, когда нам что-то показалось, на самом деле это вовсе не показалось, а просто мы увидели нечто, чего согласно усвоенным нами представлениям о реальности, не может быть? Может, в это время произошел какой-то сбой, но потом реальность быстро подстроилась под наши представления о ней? Что, если, когда люди верили в то, что Земля — это центр мира, она и была центром мира, подстраиваясь под представления людей, а потом все менялось в соответствии с новыми вводными?
— Ага, — хохотнул я, — а на Олимпе и правда, жили похотливые боги!
— Если наша реальность виртуальная, — улыбнулся в ответ Сурок, — то могли жить. Например, это были неписи, НПС, то есть — неигровые, а правильнее — неиграбельные персонажи, не подчиняющиеся игрокам, как в компьютерных играх. Реальность, если она консенсусная, вполне могла ввести их в мир там, где все люди в них верили. А потом стереть, когда такая вера ушла.
Здесь я реально завис, пытаясь осмыслить услышанное, а Сурок, видя это, успокаивающе похлопал меня по плечу:
— Да не гони, Пастор, это же все в рамках исключительно теоретических рассуждений… может быть.
— Ладно, Коля, — резюмировал я, глянув на часы и увидев, что наше время выходит и нас скоро попросят отсюда. — Я тебя услышал, поговорю с Нечаем и, думаю, решим с ним этот вопрос. Ты сам-то, когда сваливаешь?
— Сегодня, — ответил тот. — Я уже все дела сделал, завещание на сестру оформил, больше ничто не держит. Вернусь домой и умру там, в своем кресле. И если все получится, уже совсем скоро я снова стану молодым, на этот раз без отката.
Сурок широко улыбнулся, и в этот момент я тоже все для себя решил.
* * *
Выйдя из комнаты свиданий и расплатившись по дороге с завхозом (отдал ему сразу сто штук, на него и на ментов — не знаю, как он с ними договорился, это его дела), я, не торопясь, шел по направлению к бараку, обдумывая, услышанное от Сурка. Да, я действительно все для себя решил: попробую свалить в свою молодость. Если это обман, и я просто умру, ну, значит, так тому и быть. Ничего хорошего от старости я не ждал и никакой радости для себя в ней не видел. Скорее всего, я все равно умру на зоне, просто потому, что не хочу умирать на воле — одиноким, никому не нужным дедом. Лучше уж здесь, где я что-то значу, где со мной считаются, так какая разница: через пять, десять лет или сегодня? Что мне дадут эти несколько оставшихся лет? — Ничего, кроме еще большей слабости и новых болезней, оно мне надо?
А если я не умру, просто сгорит прибор, значит, не умрет и Сурок. Значит, не все пока будет потеряно, а там посмотрим. В любом случае путешествия в прошлое больше не казались мне таким захватывающим приключением, оказывается, приедается даже такое, особенно после того, как я завалил Калину с Тако. Кстати, все тогда у меня прошло чисто, хотя шухер среди блатных был серьезный, искали долго, несколько человек, на которых падало подозрение, даже серьезно покалечили. Не то чтобы кража общака была таким уж неслыханным событием, периодически общаки таки грабили, всегда те, кто считался своим. Правда, обычно, рано или поздно покусившиеся на общее все же палились: кто сболтнет по-пьяни
