Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тинда все поставила на этот свой тон — и выиграла! Не ошиблась. Наследственное рабское чувство пронзило молодого Незмару так же, как и старого, и он столь же поспешно преклонил колена у второго конька повелительницы. Инженер Моур не мог более сомневаться в том, что мнимый кавалер барышни — всего лишь домашний слуга, как и его отец. Но на физиономии набоба не отразилось ничего — он просто внимательно рассматривал кепчонку одного коленопреклоненного Незмары и цилиндр другого.
— Который же теперь час? — раздраженно осведомилась Тинда.
Не отрывая взгляда от молодого Незмары, Моур снова вытащил из недр огромной шубы массивные платиновые часы на платиновой же цепочке и, поднеся их к глазам барышни — цепочка была достаточно длинной, — отщелкнул крышку; но Тинда все равно не сумела распознать, который час, потому что самой длинной стрелкой была секундная, бешено скачущая по кругу в доказательство того, что американизм ведет счет на секунды; часы на циферблате обозначались крошечными бриллиантами, минуты — рубинами. Но более всего сбивало Тинду с толку звонкое тиканье, отсчитывающее четверти секунд, — оно смолкло лишь после того, как крышку захлопнули. Цепочка, снабженная пружинкой, втянула часы обратно в глубины инженеровой шубы.
Моур медленно поднял голову — и одновременно встал с колен молодой Незмара, как будто с земли его поднял взгляд инженера. Было что-то петушиное в том, как они стояли теперь, нос к носу, глаза в глаза. Но не успели бы вы и до трех сосчитать, как атлетическая поза Вацлава начала никнуть, как бумага перед огнем, рука его потянулась к цилиндру, он поклонился весьма учтиво и пробормотал:
— Студент факультета механики Вацлав Незмара!
— Винцент Моур, — ответил сквозь зубы набоб и добавил совершенно незаинтересованным тоном, — надеюсь, мистер, вы по специальности своей умеете нечто большее, чем привязывать и отвязывать коньки дамам, и я буду рад оказаться вам в чем-либо полезным. Ваш адрес?
Такова была обычная у Моура формула знакомства, и если он хранил все адреса, данные ему, то обладал справочником на половину населения королевского города Праги. Эта формула была тем более восхитительной, что Моур никого не пропускал и каждый адрес записывал собственноручно. Таким образом в его руках находился список счастливейших под солнцем и до смерти преданных ему людей, включая и тех, чьи адреса он порой записывал и по второму разу.
Момент был чуть ли не благоговейный; по лицу старого сторожа, мявшего в руке свою кепчонку, гуляли волны неисповедимого счастья; стоя за спиной благодетеля, он подавал сыну самые настойчивые и совершенно непонятные знаки, не прекратив сигналов, даже когда сын, приподняв цилиндр, замер в позе кучера, ожидающего приказа.
— Ну, ну, — сказал Моур и, взяв руку Вацлава, посадил его шляпу ему на голову.
После чего таким любезным тоном, каким только возможно говорить сквозь зубы, он произнес:
— Вы доставите мне большую радость, если посетите меня нынче вечером. Сегодня я торжественно открываю свой пражский home[91] и рад буду видеть вас у себя; вот мой адрес.
Он подал Вацлаву листок плотной белой бумаги, на котором золотым тиснением изображен был новый cottage[92] Моура, а под ним стояло несколько строчек, из которых верхняя гласила: «Служит пропуском».
Старый Вацлав всем телом кинулся к руке Моура но тот произвел ловкий полуоборот, и старик промахнулся. То был обычный прием популярного американца против покушений лобызать ему руку, которым он столь часто подвергался, что выработал в себе мгновенную реакцию.
Тинда постучала каблучком об землю — от нетерпения, а еще пуще от недовольства, ибо приглашение молодого Незмары на вечернее торжество было прямой и крайне неожиданной противоположностью всему тому, что было ее целью с сегодняшнего утра, а именно — по возможности предотвращать всякую встречу Моура с молодым Незмарой.
— А коньки-то? — Тинда носком ботинка показала на них Вацлаву. — Тоже мне рыцарь!
Слово «рыцарь» она произнесла с презрением, понятным всем.
С поразительной ловкостью, прежде чем Вацлав успел что-либо сообразить, Моур нагнулся и поднял Тиндины «галифаксы».
— Рыцарь я не столь прекрасный, однако дозвольте одному мне исполнять рыцарские обязанности по отношению к вашей особе! — с достоинством произнес Моур, дернувшись всем телом.
Затем он подал руку старому Незмаре, обалдевшему до того, что инженеру пришлось самому взять его руку и сильно встряхнуть. Подал он руку и молодому, однако тут уж никакого «встряхивания» не получилось. Моурово «shake»[93] было общеизвестным, но тут нашла коса на камень. В молодом Вацлаве вдруг проснулся примитивный спортсмен, и счастье еще, что он держался только в обороне, просто покраснел слегка а инженер слегка побледнел; больше ничего особенного не произошло.
— Вы первый человек в Чехии, который пожал мне руку, это хороший знак, — с кислой миной проговорил Моур.
Потом он помог Тинде взобраться на высокий откос берега, и оба скрылись из виду.
— Ох, и безмозглый ты, Веноуш! — всплеснул руками старый Незмара перед носом сына, который так и стоял в позе, в которой оставил его американец. — Ты ему даже «храни вас бог» не сказал! Стоишь тут, скособочился, будто шар бросил да смотришь, сколько кеглей повалится, даже рта не раскрыл! Студент, мол, Вацлав Незмара, а дальше — ни гугу! Хорош студент, да кабы такое счастье привалило кому другому, уж тот бы плюнул на все мячи да штанги, а сдал бы экзамены, коли ему с такой протекцией подфартило...
4
Проба голоса
В автомобиле уже сидела барышня Тонча Фафрова по прозвищу Мальва — непременная участница всех выездов Тинды, особенно в обществе Моура. Инженер заранее послал машину за ней, а Тонча была всегда готова, как пожарный.
Пока Моур отдавал какие-то распоряжения шоферу, Тинда тихонько спросила подругу:
— Слушай, что такое «свитхарт»?
— Sweetheart? Это значит — любимец, а что?
— Гм, гм, — предостерегающее покашляла Тинда: как бы Моур не услышал.
Шофер стал заводить мотор, а Моур, усевшись напротив барышень, с достоинством проговорил:
— Мисс Уллик, полагаю, я могу рассчитывать на ваше признание, что я исполняю условия нашего обоюдного договора как честный коммерсант и даже более того — ибо, играя на понижение, я взрываю мину за миной в пользу повышения!
«Ууииии!» — взвыл автомобиль с самых низких до самых высоких нот и двинулся по
- Рубашки - Карел Чапек - Зарубежная классика
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Фунты лиха в Париже и Лондоне - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Начала политической экономии и налогового обложения - Давид Рикардо - Зарубежная классика / Разное / Экономика
- Пагубная любовь - Камило Кастело Бранко - Зарубежная классика / Разное
- Дочь священника. Да здравствует фикус! - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. Попытка принудить читателей к пониманию - Иоганн Готлиб Фихте - Зарубежная классика / Разное / Науки: разное
- Великий Гэтсби. Ночь нежна - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Зарубежная классика / Разное
- Кармилла - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Зарубежная классика / Классический детектив / Ужасы и Мистика
- Пробуждение - Кейт Шопен - Зарубежная классика