Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Блажен, кто верует», — якобы заметила по этому поводу старшая Колчова, за истинность каковых слов, однако, поручиться нельзя; зато вполне можно поручиться за высказывание тетушки Папаушегговой, что для Тинды, да и для всей «Папирки», довольно оскорбительно уже одно то, что подобные слухи вообще могли возникнуть и даже, наперекор всему, вновь появляются то там, то тут.
Круги, в которых циркулировали эти слухи, были, однако, так же далеки от Вацлава Незмары, как закулисные дела аристократического «Патриция» от демократического «Рапида»; Вацлав верил широко распространившейся легенде, согласно которой официальное обручение Тинды отложено на конец сезона, и будто бы это условие выставила она сама.
К тому же автомобиль, мимо которого всякий раз, возвращаясь в родную хибарку на острове, проходил Вацлав, являл собой неопровержимый факт и доказательства, через которые не переступишь. Зато у него было дело, не терпящее отлагательств, а именно — тренировки в «Рапиде», и весьма усиленные: коль скоро он сменил вид спорта, надо было сбросить лишний вес. И он занимался этим тяжким трудом, стиснув зубы; в остальном же он ходил в состоянии какой-то задавленности желаний, намеренно притупляя душу обилием горячего пота и обливаний, в которые вгонял его тренер.
Однажды положение Вацлава подверглось авторитетной критике, которую, к сожалению, невозможно воспроизвести в иных выражениях, чем она была высказана. Критиком был его родной отец, обратившийся как-то к сыну, когда тот сидел на бревнах с книгой в руке, бездумно таращась на противоположный берег: помимо прочего Вацлав решил заняться и учебой, хотя сильно отстал в черчении.
— А ты, Вена, вроде меняешься! Все растешь, — заметил отец.
— А! — отозвался сын и уткнулся в книгу.
— Был ты, прости меня, теленком — а нынче? Нынче ты просто осел!
Старый Незмара с умышленной мешкотностью снимал с рогатины вершу; еще медлительнее зажег он свою трубку, а сын все молчал. Тогда старик насмешливо сдернул с головы кепчонку.
— Слышь, Вена, я верно говорю!
Только когда о дно лодки брякнула цепь и шест стукнулся о камни берега, молодой Незмара поднял голову:
— Это вы мне говорите как отец?
— Счастье твое, что я уже на воде! — крикнул старый, отталкиваясь шестом, — он и впрямь успел выплыть на середину речного рукава.
Вацлав догадался, что отец знает, как обстоят дела — недаром у него рысьи глаза, видящие даже в кромешной тьме; но сказанное им сейчас — несмотря на колебание — доказывало осведомленность старика в том, что дела эти обстоят не важно. Этих нескольких отцовских слов было достаточно, чтобы Вацлав взял себя в руки, он снова стал ездить в город по реке и больше не ходил через фабричную территорию, не подстерегал за углом, только бы увидеть, как барышня садится в автомобиль. И вообще держался крепко.
Этим объяснялись и первые слова Тинды, обращенные к нему, когда она сегодня, вдень своего рождения, вышла утром с коньками на реку, скованную внезапным морозом, и вроде бы нечаянно остановилась у импровизированного причала своей моторной лодки.
Сперва Тинда разыграла любопытство, спросила, что это за лодка — хотя давно знала от предательницы Мальвы, какой подарок готовит ей Моур. Старый Незмара начал было выкручиваться, — мол, один господин арендовал это место для своей моторки, но барышня показала на надпись: почему же тогда лодка называется «Тинда»?
На это старый Незмара с горячностью заявил, что не мог же он оставить лодку под берегом, как хотел пан инженер, этак ее льдом разорвет; больше старик ничего сказать не пожелал. Тинда подступила к его сыну и голоском, перед которым не устоял бы даже неукрощенный лев, хотя бы и столь же лишенный слуха, спросила:
— А что же это, молодой человек, с некоторых пор вас совсем не видно? Прежде вы хоть мелькали изредка, а теперь, когда я сама к вам подошла, даже не поздороваетесь?
— Покорнейше целую ручки, милостивая барышня! — отозвался Вацлав, утрируя подобострастие последнего из служителей.
Тинда сделала вид, будто не заметила насмешки пролетарского сына в цилиндре — Вацлав надел его даже для возни с лодкой, — и, протягивая ему руку, бросила:
— Это просто так говорят, а вы поцелуйте-ка на деле!
Вацлав стоял, словно в землю врос, только глаза его зловеще вперились в нее.
— Ах да! — И Тинда, сняв перчатку, подставила ему обнаженную руку.
И Вацлав Незмара, как пес, который хочет зарычать, но вместо этого вдруг заскулил, покорно приблизился и поцеловал эту белоснежную миниатюрность, которая так охотно коллекционировала поцелуи и была главным инструментом кокетства Тинды.
Старик, скрывшийся под днищем лодки, что-то проворчал.
Маска твердости слетела с лица Вацлава — он был укрощен.
— И если у вас нет более важного дела — бегите за коньками и проводите меня на каток!
Вацлав убежал и прибежал с поспешностью тяжелоатлета, недавно занявшегося легкой атлетикой.
Некоторое время спустя старый Незмара выглянул из-под лодки: по льду речного рукава удалялся от острова его Вена об руку с милостивой барышней. И старик забормотал, с нарастающей выразительностью повторяя словечки, какие он в последнее время не раз отпускал по адресу сына.
А молодой Незмара, спустившись на лед, сильно топнул ногой и громко сказал:
— Выдержит! — это чтобы отец его еще расслышал.
— Чтоб так, за одну ночь, река замерзла и стала как железная плита — прямо чудо природы, даже шуги не было! — с мнимым безразличием подхватила Тинда, тоже дитя влтавских берегов. — Это возможно только при таком жутком морозе и при таком состоянии воды!
Вацлав слушал, не понимая — он собрал весь свой интеллект, чтобы сообразить, с чего это она после явного отчуждения вдруг пригласила его кататься на коньках?
— Так когда же вы покончите дельце
- Рубашки - Карел Чапек - Зарубежная классика
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Фунты лиха в Париже и Лондоне - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Начала политической экономии и налогового обложения - Давид Рикардо - Зарубежная классика / Разное / Экономика
- Пагубная любовь - Камило Кастело Бранко - Зарубежная классика / Разное
- Дочь священника. Да здравствует фикус! - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. Попытка принудить читателей к пониманию - Иоганн Готлиб Фихте - Зарубежная классика / Разное / Науки: разное
- Великий Гэтсби. Ночь нежна - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Зарубежная классика / Разное
- Кармилла - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Зарубежная классика / Классический детектив / Ужасы и Мистика
- Пробуждение - Кейт Шопен - Зарубежная классика