Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тсс! — отозвалась барышня Улликова. — Да ты что! Больно мне нужно! Я его и в дедушки-то не хочу, а в мужья — да ни за всю Америку! — но прозвучали Эти слова как-то неуверенно, хотя она тоже подражала манере речи прибрежных жителей. — А если серьезно, Вацлик, то этот господин нужен мне чрезвычайно: если уж он не поможет мне поступить в труппу Национального театра, то все было напрасно, и Вацлик, конечно, не станет портить мне дело!
— Ясно, я не пойду в Национальный и не скажу там — господа, не принимайте эту барышню, — ответил Вацлав с тем пренебрежительным оттенком, на какой осмеливался только, если не глядел на Тинду.
— Конечно, нет, но своей неуместной ревностью!
— Откуда мне знать, как я поступлю? — Вацлав словно рассуждал сам с собой. — Знаю только, что все это уже просто невыносимо и должно как-то кончиться!
Он стоял, руки в карманах, цилиндр на затылке, а на лице — хмурая озабоченность человека, который не в состоянии поручиться за себя в дальнейшем.
Они были одни посреди замерзшей реки. Поэтому Тинда протянула просительным тоном:
— Вацличек!
И, обхватив пальчиками его массивный подбородок с глубокой ямочкой, совсем по-детски пыталась повернуть его голову к себе. А ему доставляло несказанное блаженство сопротивляться и уступать. Тинда поняла это по его взгляду, растроганному и печальному, когда он наконец-то глянул на нее. Тут она сделала то, что первым долгом строго себе запретила, когда вызвала его на прогулку под предлогом катанья на коньках: ущипнув его довольно чувствительно за подбородок, пригнула к себе его голову и влепила в его губы один из тех виртуозных полуневинных поцелуев crescendo и diminuendo[88], которые лишили бы Вацлава рассудка, будь он у него даже куда мощнее, чем на самом деле. Да и ее глаза увлажнились от нежности — все-таки она любила его больше, чем сама себе соглашалась признаться.
— Боже, какой у вас вид! — поторопилась она положить конец интимности.
— Это от тренировок, — буркнул Вацлав. — Кстати, наш тренер в клубе говорит, что для спортсмена полезнее несчастная любовь, чем хоть немножко да счастливая...
Ее поцелуй оставил сладость на его губах, а подбородок горел, так сильно она его ущипнула.
— Когда Моур сделает свое дело, Моур может уходить, — задумчиво перефразировала Тинда известную поговорку о мавре. — И разве моя-то любовь счастливее, пан Незмара?
— Другими словами — пан Моур остается в резерве на всякий случай...
— Впрочем, несчастная любовь полезнее не только в спорте, но и в искусстве... И потом... Давайте говорить правду! Кто из вас, господа, будет в резерве, элегантный чемпион корта или воспетый всеми спортивными обозревателями вратарь? И если кто-нибудь из вас имеет на душе еще что-нибудь или выскажет...
— Вот как! Хороши штучки! Значит, неправда то, что у нас говорят — будто теннис просто средство, превосходное для одной цели — для замужества? И богатые молодчики «Патриция» — они что, из воска?
Тинда промолчала. Как раз сегодня она задумала повести Вацлава, как дикого зубра, за кольцо, продетое в ноздри — а вышло-то, что именно он объяснил ей ее собственное положение куда яснее, чем это могла сделать она сама.
А положение ее в глазах людей ее круга было вот каким: в пражском спортивном мире не было, правда, недостатка в «партиях», да сама-то она не была «партией», если понимать под этим словом стремление соединиться в браке.
Тинда уже не была «партией»; с каких пор? Этот вопрос заслуживал отдельного размышления. Маня вот как-то сумела выбраться из такого положения...
Незмара тоже молчал, не отрывая подозрительного взгляда от ее опущенных век. Наверное, теперь она уже на самом деле думает разойтись с ним, если заговорила о столь благоразумно-практических вещах!
— Конечно, тут уж ничего другого не остается, — решился продолжить свою мысль Вацлав, — кроме как подыскать богатого дедушку или, лучше сказать, американского дядюшку!
И он громко рассмеялся, полагая, что был остроумен.
Тинда вспыхнула, устыдившись самое себя.
«Как?! — укорила она себя мысленно. — Разве я продажная девка? Я ведь артистка — или Майнау ошиблась? Искусство — вот моя «партия»! Как могла я хоть на мгновение забыть об этом?!»
— А помните, барышня? — спросил Незмара, показывая на реку.
Тинда огляделась. Они стояли возле самого дальнего выступа острова, значительная часть которого затоплялась в половодье. Сейчас река скована льдом, на выступе лежат высокие сугробы, и все же Тинда моментально припомнила сцену, разыгравшуюся в этом месте как-то ночью минувшим летом.
Она покраснела, посмотрела прямо в глаза Вацлава разгоревшимся взглядом и сказала:
— Дедушка ли, дядюшка или еще кто, а должна признать, что инженер Моур честно, как и подобает мужчине, соблюдает договор, однажды заключенный!
— Ай-яй-яй, — довольно бесстыдно отозвался Незмара, полагая, что с помощью такого тона одержит верх. — Значит, был уговор, и по рукам ударили!
Тинда вместо ответа села прямо на снег в своей шубке искусственного каракуля и стала прикручивать к ботинкам коньки.
— И на каток вовсе незачем ходить, — как бы про себя проговорила она. — Лед на Влтаве нынче повсюду прочный да гладкий...
Наступил, как говорится, психологический момент.
Вацлав колом торчал над Тиндой, ему и в голову не пришло нагнуться и помочь ей.
Молчание было довольно долгим.
— Хахх! — презрительно бросил потом Вацлав, все еще считая себя хозяином положения. — Договоры! Какие договоры? Я вот никому словечком не обмолвился, и не скажу... скорее язык проглочу!
Тинда — ни слова; только топнула левой ногой, к которой уже прикрепила конек.
— «Или еще кто»! — передразнил он Тинду, внимательным оком знатока наблюдая за тем, как она привязывает второй конек. — И вы, барышня, верите в его миллионы, а то даже в миллиард? — спросил он, потому, что Тинда упорно молчала. — Да, конечно, верите, — ответил он сам себе. — Не то — какие уж там договоры!
Тинда по-прежнему молчала. Он наконец нагнулся, чтобы помочь ей, хотя она, в сущности, была уже готова.
— Руки прочь! — крикнула она так повелительно, что Незмара вздрогнул и выпрямился.
Она даже не приняла его руки — сама встала на лед.
Издали закричал что-то старый Незмара.
В любое другое время его громовое
- Рубашки - Карел Чапек - Зарубежная классика
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Фунты лиха в Париже и Лондоне - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Начала политической экономии и налогового обложения - Давид Рикардо - Зарубежная классика / Разное / Экономика
- Пагубная любовь - Камило Кастело Бранко - Зарубежная классика / Разное
- Дочь священника. Да здравствует фикус! - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. Попытка принудить читателей к пониманию - Иоганн Готлиб Фихте - Зарубежная классика / Разное / Науки: разное
- Великий Гэтсби. Ночь нежна - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Зарубежная классика / Разное
- Кармилла - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Зарубежная классика / Классический детектив / Ужасы и Мистика
- Пробуждение - Кейт Шопен - Зарубежная классика