И беззаботности.
Глава 3
Лили
Четыре года колледжа, четыре года мучений. Я старалась быть как можно незаметнее, но ничего не получалось. Все было не так. Примерная ученица? Это проблема. Единственная девочка в классе с развитыми формами? Это проблема. Ты выглядишь взрослее других? Это проблема. Не слушаешь рэп, не ходишь в брендовых шмотках и в правильных кроссовках? Это тоже проблема.
Я была изгоем. И ничего не могла с этим поделать. Мне не удавалось стать невидимкой, я не могла приспособиться к их мировоззрению и ценностям. Я четыре года копила, чтобы купить свои первые Air Max, белые с фиолетовым. Чтобы меня оставили в покое. Но было уже слишком поздно.
Габриэль
Конечно, я видела, что ей плохо. И все бы отдала, лишь бы облегчить ее тяготы. Быть подростком и так нелегко. Но она теперь ничем со мной не делилась.
Если дочь страдает, страдает и мать, вот только последняя не знает, что именно тревожит первую. Если бы рюкзак Лили был набит тяжелыми камнями, я стала бы носить его вместо нее. Но мы больше почти не разговаривали, особенно о самом важном.
Хотя должны были, ведь мы так много значили друг для друга.
Лили
Все, кроме учебы, шло из рук вон плохо. Тело постоянно менялось… Это было невыносимо! Я не хотела его видеть, не хотела смотреть на себя. Все вышло из-под контроля. Оставалось только констатировать ухудшение дел и изо всех сил пытаться скрыть то, что со мной происходило.
Но я не справлялась. Меня пристально разглядывали, не упуская ни одной мелочи, постоянно за мной наблюдали. Задница, грудь, лицо – только это их интересовало, только эти параметры учитывали рейтинги, оценивающие девушек и оглашающие свой вердикт.
«Классная попка, классные сиськи, страшная рожа». Моя худшая оценка в колледже.
Габриэль
Думаю, дело не в разбитом сердце. Дочь слишком сосредоточена на учебе. Она очень независимая. Возможно, даже слишком. Это должно отпугивать мальчиков.
Я только надеюсь, что она не пойдет по тому же пути, что и я. Она заслуживает нормальной жизни. Счастливой жизни. А не передавшегося по наследству одиночества.
Лили
Мама всегда учила меня говорить то, что я думаю. Она повторяла: «Никому не позволяй себя обижать!» Я не была ни жестокой, ни агрессивной, но, если кто-нибудь меня задирал, следовало дать отпор и показать, что я не боюсь. Однако я далеко не всегда ходила с гордо поднятой головой. Иногда проще было проскользнуть вдоль стены, прошмыгнуть, продумать заранее путь, оказаться быстрее и хитрее.
У мамы был учебник по самообороне. Там описывались разные сковывающие захваты и болевые приемы. Одна из немногих книг, которые имелись у нас дома. Почему она хранила именно эту? Что с ней однажды случилось? Я так и не решилась об этом спросить.
Несмотря на свои формы, я все еще хрупкая девочка с тонкими запястьями. Этой девочке не хватает сил защищаться. Ей не выстоять в драке, она просто сломается пополам. Но благодаря этой книге девочка бьет мальчишек коленом в пах при любой попытке облапать ее, а в ответ получает травму ноги и след от нее на всю жизнь.
Но такова цена. Цена уважения.
Глава 4
Лили
Мама многому меня научила. Уважать других людей. Не давать себя в обиду. Но я не понимаю, почему она не применяла последнее правило к себе.
Я часто приходила к маме на работу. Я знала наизусть ее график: у кого она работает, в какие дни, в какое время.
Однажды, когда мне было лет тринадцать, я зашла за ней к одному старику, у которого она работала. Я уже собиралась позвонить, но тут услышала голоса за дверью. Я притаилась, приникла ухом к двери.
Я поняла, что в квартире сын старика, и он кричал на мою мать, потому что хлеб сегодня несвежий, но я-то знала, что это неправда. Мама молчала. Ничего не говорила. А через некоторое время я услышала, как она извиняется: «Прошу прощения. Это больше не повторится». А он в ответ с насмешкой в голосе: «Уж будьте уверены! Предупреждаю в последний раз, иначе это действительно не повторится!»
Я скатилась вниз по лестнице и стала ждать маму у выхода из здания. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем она спустилась. Это было хорошо, потому что у меня горели щеки и подозрительно блестели глаза.
Увидев меня, она сказала:
– Как дела, дорогая? Рада тебя видеть. Как прошел день?
– А у тебя? – робко спросила я.
– Все чудесно! У меня даже есть для тебя небольшой сюрприз. Пойдем, я покажу тебе дома…
Это было открытие – я поняла, что мама может мне лгать: она ведь тоже только что плакала.
Глава 5
Габриэль
Люди, их истории, их боль и страхи проходят через меня, и я должна брать все это на себя, облегчать их тяготы и улыбаться. А потом, как ни в чем не бывало, ехать домой. Так что порой в машине по пути с работы мне становится невыносимо. Я выпускаю на волю свои эмоции. Это единственное время, когда я могу себе это позволить, когда у меня есть на это право. Не с моими пациентами, не с моей дочерью. Я плачу только в машине.
Ты сиделка, ты – костыль. Но участие в чужой жизни требует многого. Хотелось бы делать больше, все время быть рядом с ними, но это невозможно. Так что немного поговорить, помочь по дому, чуть-чуть доброго внимания – уже неплохо.
Иногда моя дочь тоже приходит. Мне нравится, когда она помогает мне, берет на себя немного грязной работы. Это время и дело я делю с ней. И она чуть лучше понимает, что составляет мои будни.
Нужно смириться с тем, что ты – ничто, всего лишь трава на ветру, камень в реке. Нужно быть песчинкой, винтиком в колесе, проводником. Помогать, сопровождать, оставаться на заднем плане. Делать то, чего не делают другие.
Лили
Это называется быть слабым. Смириться.
Моя мать не мечтательница, ей не свойственна созерцательность или стремление наслаждаться жизнью. Она больше похожа на хомячка в клетке; ее горизонт – это ее колесо. Ее рутина, ее повседневность. Она не из тех, кто вдруг замедляет шаг, чтобы оглядеться, полюбоваться заходом солнца. Она скорее увидит восход, когда будет идти на работу.
Когда приходится справляться с кучей дел в одиночку, когда работаешь больше десяти часов в день, когда нужно ходить по магазинам, убирать, готовить, не часто удается поднять глаза от тротуара. Но она не жалуется, она всегда была такой. «Ну и день был сегодня! Я не присела ни на минуту. Мечтаю только об одном – рухнуть на диван». Но нет, даже когда она останавливается, начинает звонить телефон, начинают звонить в дверь.
Придерживаясь стратегии «делу время, потехе час», она рискует всю жизнь провести за работой. Удовольствия – это вечно когда-нибудь потом. На пенсии или после смерти. Тут нет времени даже задуматься о том, счастлив ли ты.
Она притормаживает только на Рождество – когда выбирает, куда поехать следующим летом. Куда, в какой кемпинг, ей все равно, лишь бы это вписывалось в бюджет. Единственное, что имеет значение, единственная роскошь, которую она себе позволяет, – это солнце! «Серость, дождь – все это есть и здесь. Рисковать я не собираюсь, у меня всего две недели! И я, как все, хочу вернуться из отпуска счастливой и загорелой».
В своей жизни я хочу быть на
