ловя лучи нежаркого осеннего солнца, но помимо этого никто живой нам не попался. Даже собаки не лаяли. В деревне Шанны я настолько привык к их голосам, что их отсутствие здесь ощущалось почти физически.
— Тихо? — переспросила девушка и снова хихикнула. — Наверное, все или спят или работают.
— Спят днем? Ну ладно. А животные?
— Так это, в загонах они… — отозвалась она после паузы и тут же добавила с явным облегчением в голосе: — А вот и дом старосты. У него спрашивайте, он все знает, — и тут же развернулась и заторопилась назад.
— Что-то тут нечисто, — сказала Ольха.
— Ты только сейчас это поняла? — фыркнул Сандар, а я, игнорируя их привычную перепалку, постучал в ворота.
Староста, крепкий кряжистый старик, открыл двери сам.
— Вернулись, значит, — сказал негромко и без выражения, словно бы в нашем позднем появлении не было ничего странного. — Ну проходите, раз пришли.
— Вы поможете нам добраться до столицы? — спросил я, сразу переходя к делу, пока третьекурсники продолжали пререкаться у меня за спиной.
Староста задумчиво огладил свою наполовину седую бороду.
— Все наши лошади сейчас пасутся на дальних полях. Я отправлю внука за скакунами для вас, но он вернется не раньше завтрашнего дня.
— Ваши лошади? А где наши? Те, на которых мы приехали и которых оставили тут?
— Так ваш профессор их забрал, когда вернулся в столицу.
Я замер и потянулся в свой внешний водоворот, зачерпывая магию. Потому что слова старосты не совпадали с тем, что сказал первый встреченный нами селянин, потому что все в деревне было слишком тихим, потому что молодая селянка смущалась слишком нарочито и не отвечала на простые вопросы…
— Разве профессор не ушел в лес за нами? — подал голос Сандар.
— Ушел, да, — все так же без особых эмоций отозвался староста.
— Разве он не пропал там?
— Нет. Он вернулся через неделю, среди ночи. Забрал ваших лошадей и отбыл в столицу.
Мог тот первый селянин не знать, что профессор вернулся? С одной стороны, по любой деревне слухи разлетаются моментально. С другой — если староста единственный знал о возвращении мага и никому об этом не рассказал, то слухам просто неоткуда было зародиться.
Я вернул магию во внешний водоворот, но не расслабился.
— Почему у вас так тихо? — спросил. — Почему не лают собаки и не слышно никакой живности?
Староста остался все таким же невозмутимым.
— Их всех съели азаны. И собак, и кошек, и кроликов, и всю птицу, даже коз и баранов утащили. Только крупная скотина осталась — коровы да лошади. Они для азанов неподъемные, их не трогали.
Да, что-то такое я действительно читал в бестиариях. На людей и крупных животных азаны не нападали, разве что в целях самозащиты, а вот всякую сельскую мелочь ели с удовольствием.
Я попытался вспомнить, было ли в деревне так же тихо около месяца назад, в тот день, когда мы сюда приехали, но не смог. Тогда нас было больше, мы ехали верхом и сами шумели намного сильнее, чем сейчас, так что отсутствие посторонних звуков никак в памяти не зафиксировалось.
Пока я думал, мимо меня вперед протиснулась Ашу и умильно уставилась на старосту.
— Вы ведь нас накормите? Мы умираем с голода!
Староста недоуменно моргнул, потом кивнул и, взмахом руки велев нам следовать за ним, направился в дом.
Нас действительно усадили за стол, и появившаяся из дальней комнаты молчаливая женщина налила нам в глубокие тарелки густой наваристой похлебки. Запах от нее шел умопомрачительный — особенно после почти суток невольного поста.
Я зачерпнул полную ложку — и замер. В памяти всплыли слова Кастиана, сказанные о совсем другой ситуации, но слишком уж хорошо подходившие к нынешней. Его предупреждение о том, как путников в придорожных тавернах и постоялых домах могут опоить снотворным или ядом, ограбить и убить. А еще мне вспомнилось, что, когда мы ехали из корневых земель аль-Ифрит в столицу, всегда было несколько человек из охраны, которые не ели в гостиницах, употребляя только взятые с собой припасы. Вспомнилось, как глава охраны упоминал что-то о запасенных противоядиях…
Так и не поднеся ложку ко рту, я вылил из нее суп назад в тарелку и огляделся. Староста и его жена о чем-то тихо переговаривались в дальней части комнаты. Третьекурсники уже уписывали обед за обе щеки, но, может, было еще не поздно…
— Не ешьте! — сказал я приглушенным тоном.
— Что? — Ольха, только что зачерпнувшая очередную ложку супа, уставилась на меня недоуменно. Остальные тоже посмотрели, молча, но явно желая услышать объяснения.
Если бы только у меня было что-то помимо смутных подозрений.
Когда я все же эти подозрения высказал насколько мог убедительно, третьекурсники задумчиво покивали. Потом Ольха с сочувственным видом погладила меня по плечу:
— От страхов и волнений в голову часто всякая ерунда лезет. Да и первая ночная охота — она всегда самая нервная. Если боишься отравы, то не ешь. Вон, Сандару свою порцию отдай — у него вместо желудка будто бездонный колодец, он один может выхлебать целую кастрюлю.
Увы. Выяснилось, что со стороны мои подозрения выглядели совсем не убедительно.
Я вздохнул, а потом, когда тарелка Сандара опустела, действительно поменял ее местами со своей полной. Сандар посмотрел на меня, на суп, пожал плечами и снова взялся за ложку.
Возможно, во мне говорила паранойя. Возможно, старшекурсники были правы и мое решение остаться голодным было глупым. Но ни сутки, ни двое суток без еды меня не убьют и даже не ослабят.
И спать этой ночью я тоже не планировал.
* * *
Остаток дня прошел настолько нормально и спокойно, насколько это было возможно.
Девушки не захотели даже выходить из дома старосты до завтрашнего дня. Как были в одежде, упали на выделенные им кровати и отказались вставать.
— После всего, что было, — Ашу неопределенно пошевелила в воздухе рукой, — новых впечатлений с меня хватит!
Мы с Сандаром еще прогулялись по деревне, но ничего интересного не заметили.
Я отметил про себя, что ни за время обеда, ни потом никто из студентов не упомянул ни лису, ни ее Теневое Имение, ни советника. Боялись, что нас могут подслушать? Хотя ни лиса, ни советник не велели нам молчать, рассказывать кому угодно о недавних событиях казалось неразумным.
Нам с
