Кто его тут кому покажет? От теплоэлектростанции тоже много всяческих неприятностей: дымит, фырчит, пар, то, сё… Нафига? Надо, кстати территорию распланировать. Где, что будет находиться. Поселенцы приедут и в долинку нижнего ручья поселятся. А я тут займу пойму и эти леса. Здесь церковное подворье стояло с огородами. Хорошо тогда батюшка угощал. Картофель у него урождался отменный…
Санька удобрил солью три солонца. Для двух он использовал толстенные пни разных размеров, сделав в них, позаимствованной у мужиков бензопилой, что-то в виде чаш. В третьем месте подпилил не до конца осину. Она завалилась, оставшись комлем на пне, а Санька сделал в стволе три корытца. Верхнее для лосей, среднее для косуль, нижнее для зайцев. Ушастые тоже соль любят.
— Не-е-ет не может природа без человека. Зверушки тоже голодают. ТО жёлудь не уродится, то шишка… И соль им нужна, — похвалил он сам себя, глядя на результат своих усилий и «занося» бензопилу на то место, откуда взял — к мужикам на барак.
Он посмотрел на хозяйство охотников из команды Устинова и, качая головой отметил. — Надо свой инструмент иметь. И поговорить с ними наконец. Хм! А почему бы и не сейчас?
Время в мирах шло синхронно, расходясь на какие-то секунды. Расхождение происходило от нахождения космических объектов относительно друг друга, а они в разных столетиях соотносились по-разному. Но эти секунды Санькой не замечались. Может если высоту солнца замерить…
Он проявился в своём прежнем мире на дороге, не доходя до зимовья метров триста, спокойно прошёл эти метры и вышел на открытый участок. На участке почти никого не было, кроме Александра Яковенко, ковыряющегося в восьмиколесном вездеходе, а именно, надевая на левый ряд колёс гусеницу.
— Помог бы хоть кто-нибудь, — негромко чуть в нос крикнул Александр, круглолицый и розовощёкий он несколько взопрел и на его спине сквозь футболку красного цвета проступала река пота. Стояла середина дня и жарило основательно.
— Брось, Санечка, — послышался голос Устинова. — Всё равно с тобой некому ехать. А в одного ты не поедешь. Ха-ха…
— Правильно! Я-то убью пантача и помощник нужен, разделать. А вы — бездельники, пьяницы, алкоголики-тунеядцы, только пить и горазды. Неделю уже пьёте.
— Неделю, вы, Санёк, охотились, — раздался голос Военного. — А я в больничке лежал. Грех не отметить.
— Вот и ехал бы сразу домой, — пробурчал Санечка. — Они уже и пить бросили, потому что кончилась водка. Только на охоту нацелились! А он снова с водкой приехал!
Тут под ногой Саньки хрустнул сучок и Санечка оглянулся. Он привстал с колен, отряхнулся и выпрямился.
— О, Славян! Тут, кажется твой «пришелец» явился. И, заметь, пешком, а не из воздуха.
— Иди ты! — воскликнул Устинов и появился над парапетом веранды. — О! Семён Семёныч!
Устинов широко улыбнулся. Его манчьжурское лицо с очень правильными чертами европеоидного полукровки было весёлым, жизнерадостным и слегка пьяным. Он с явным трудом фокусировал глаза и Санька помог ему протрезветь.
— О, бля! — вдруг сказал Устинов и выпрямился над перилами веранды. — Это ты меня, что ли протрезвил, Санёк?
— Александр Викторович я, — напомнил «пришелец», чуть улыбаясь. — Доброго всем дня. Кого ещё протрезвить? Разговор у нас будет серьёзный, пьяные растабары только время зря отнимут.
— У нас его много, — послышался голос Военного и он тоже появился рядом с Устиновым.
Санька хмыкнул.
— И тебя вылечим, — сказал он.
Военный вздрогнул всем телом и сильно побелел.
— Етить колотить! — произнёс он. — Славян, я, кажись, тоже трезвый.
— Так их! — сказал и рассмеялся Санечка Яковенко. — А я не ещё верил тебе, Слаян. Думал ты всю фляжку оприходовал и белочку поймал. Без удочек пришёл, без рыбы, без рюкзака… Хе-хе-хе…
Рядом с Устиновым появился Селиванов и, протягивая руку в останавливающем жесте сказал:
— Меня трезвить не надо. Продукт жалко. Всё-таки односолодовый виски двенадцатилетний. Я гарантирую собственное молчание. Нем, как рыба об лёд. Глаза у Олега сильно блестели.
— Так вот ты какой, хе-хе, северный олень! — глупо пошутил вышедший на «сцену» Мишаня — хозяин той Делики, на которой когда-то давно, «тысячу лет назад», привезли Саньку с больницы и на которой вчера катался Славка.
— Сам ты — северный олень, — хотел сказать Санька, но не сказал.
Мишаня ему не очень нравился. Толстый, лысый, с явными зачатками юмора, но только зачатками. Зато на гитаре они играл неплохо и песни пел душевные. А так… Мент и есть мент, одним словом. Хотя, сказывали, что до ментовки и после неё Мишаня работал ещё во многих местах, а до перестройки, вроде, как, в первом главке «комитета глубокого бурения». В общем, мужик был «мутный» и это Саньке не нравилось.
— Доброго всем денёчка, — повторил «пришелец». — Я пройду?
— Проходи-проходи, мил человек, — сказал, вышедший из пристройки Петрович.
Он обтирал руки ветошью.
— Там у них под навесом генератор, — вспомнил Санька. — Где-то ещё Вовчик-Канитель и Просто Вовчик — местный абориген.
Канитель приезжал из Находки. Они обычно встречались с Мишаней в Артёме и ехали дальше на Делике. Санёк за несколько лет своего тут обитания узнал этих людей неплохо. Это были мужики морально выдержанные не буйные и разумные даже во хмелю. Хотя и не дураки выпить. Много выпить.
— У меня есть к вам, господа-товарищи, деловой предложение. Э-э-э… Я бы сказал, коммерческое.
— Это кто из нас «господа», а кто «товарищ», — хитро по-ленински прищурясь, спросил Петрович — самый старший среди обитальцев сего пристанища, имевши когда-то три, или четыре ходки за колючую проволоку и соответствующие отметины в виде синеватых рисунков на теле. Петрович был каким-то родственником Яковенко, а Просто Вовчик, его бывшим зятем, тоже когда-то «сидевшим».
— Интересная тут компания собралась, — подумал Санька. — Как раз, такая, как мне нужна там.
— А пусть каждый выбирает себе по масти, — пошутил Санька, на что Петрович хмыкнул. К товарищам себя он точно не относил, к господам не относили его другие, хотя себя воры всегда считали владетелями чужих судеб и кошельков. Петрович лишь шевельнул густыми седыми бровями и взъерошил богатую, не смотря на возраст, кудрявую, седую шевелюру.
— Проходи-проходи, мил человек, — повторил Петрович. — Гостем будешь.
Санька прошёл на веранду, поднявшись по лесенке. Сразу справа была дверь в хату, состоящую из зала' с печкой,