магической энергии запрещают это. Осквернение сосуда до полного перехода может уничтожить драгоценную душу.
— Да знаю я, — устало выдохнул первый, и его ярость, казалось, на мгновение угасла, сменившись тяжелой, изматывающей усталостью. Он опустился на пол, прислонившись спиной к холодной мокрой стене. — Я был там, понимаете? Был! Я видел его. Видел, как он приехал. И, вашу мать, если бы вы накосячили хоть немного больше, если бы оставили хоть одну лишнюю улику, скорее всего, Корнелиус уже бы всех нас запер в своих казематах и отдал экзекуторам на растерзание!
Он потер лицо руками, скрытыми в тени капюшона.
— Так может, мы его того… чик-чик? — снова подал голос второй, и в его тоне слышалась почти детская, наивная жестокость.
— Совсем с дуба рухнул? — Мастер посмотрел на него так, словно тот предложил выпить море. — У нас уже два… я повторяю тебе, ДВА эльфийских трупа, о которых знают власти. Даже ТРИ, если учесть ту утопленницу, к которой мы не имеем никакого отношения, но которая все равно легла в общую копилку подозрений. И если эта информация еще не дошла до столицы в полном объеме, то после смерти Мастера Инквизиции здесь начнется настоящий ад. Приедут столичные. СБРИ, другие магистры. Они перевернут каждый камень, заглянут в каждую щель. А этого допускать никак нельзя, если мы хотим устроить этот ад сами. По своим правилам.
Он замолчал, обводя своих последователей тяжелым взглядом.
— Нужно залечь на дно, — сказал он наконец, и в его голосе снова появилась сталь. — Прекратить все операции. Раствориться. Ждать. А еще лучше… — он сделал паузу, и в его голосе послышались новые, расчетливые нотки. — Договориться с Громовым.
Глава 5
Тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в камине и тихим звоном приборов, была почти уютной. Я смотрел, как отблески пламени играют на хрустальных бокалах, как свет свечей смягчает резкие черты лица Лидии и зажигает золотые искры в огненных волосах Алисы.
Алиса ела с аппетитом, почти по-детски не скрывая удовольствия. Лидия же, наоборот вела себя с аристократической выдержкой, но пустеющая тарелка говорила сама за себя. Я дождался момента, когда она, промокнув губы одноразовой салфеткой, отложила вилку.
— Так что, — сказал я, нарочито небрежно отправляя в рот кусок нежнейшего мяса. — Все же умеет Виктор Громов хорошо готовить?
Лидия одарила меня скупой, почти незаметной улыбкой одними уголками губ. Она сделала маленький глоток вина, выдержала паузу, словно оценивая сложный букет, и лишь потом ответила.
— Пойдет, — она проглотила последний кусочек с безупречной выдержкой.
— Пойдет⁈ — возмущение Алисы было таким искренним, что она чуть не выронила вилку. Та со стуком ударилась о край тарелки. — Да тут вкусовая гамма похлеще чем в «Мышлен»! Не гунди, Лидия, это действительно вкусно!
Лидия посмотрела на эмоциональный взрыв Алисы с легким, почти снисходительным удивлением, а затем перевела взгляд на меня. В ее глазах, обычно холодных, на мгновение промелькнуло что-то теплое. Она выставила перед собой ладони в примирительном жесте, обращаясь скорее к Алисе, чем ко мне.
— Ладно! — она сдалась. — Ладно. Громов, — она повернулась ко мне. — Твое блюдо действительно получилось отменным. Я это признаю. Ты меня удивил.
Я победно улыбнулся и кивнул головой. Это была не просто похвала или уступка с ее стороны. Это было признание. А еще это была очередная трещина в стене, которой она старалась от меня отгородиться.
— Вот и хорошо. Рад, что вы оценили мои таланты по заслугам.
— Раз уж мы заговорили о талантах, — подхватила Алиса, явно решив закрепить мирное настроение. — Ты обещал нам еще кино. То, что мы смотрели в кинотеатре было… ну, милым. Я бы еще что-нибудь такое посмотрела.
— Неужели? — я удивленно вскинул бровь. — Я думал, тебе больше по душе что-нибудь про корабли, пиратов и морские сражения.
— Одно другому не мешает, — парировала она. — Иногда хочется и просто посмотреть, как люди целуются под дождем, а не как они друг другу глотки режут.
— Тогда надо выбрать что-то похожее. Я так навскидку и не вспомню, — сказал я, прекрасно понимая, что выдумывать названия на ходу плохая затея.
— А я бы предпочла что-нибудь из старого имперского кинематографа, — неожиданно вступила в разговор Лидия. — Черно-белое. Говорят, «Касабланка» — это шедевр.
— «Касабланка»? — переспросил я, едва не поперхнувшись вином. Совпадения становились все более странными. — Отличный выбор. Но, думаю, надо либо составить список. Это будет самое логичное, чем договариваться. Вкусы разные, а так и кругозор расширим.
Мы доели в тишине. Сытость и редкое для этого дома чувство… покоя. Оно обхватывало мягким одеялом и давало чувство расслабления. Когда последняя свеча догорела, Алиса первой не выдержала и сладко зевнула, прикрыв рот рукой.
— Все, я спать. Спасибо за ужин, Громов. Было очень вкусно.
— Доброй ночи, — кивнул я.
Она поднялась и, пожелав нам с Лидией доброй ночи, ушла в свою комнату. Мы остались вдвоем. Девушка смотрела на догорающие угли в камине, ее лицо в полумраке было задумчивым и немного грустным.
— Спасибо, — тихо сказала она, не глядя на меня.
— За ужин?
— За вечер, — поправила она. — Это было… почти нормально.
Она поднялась, взяла свой бокал и тоже направилась в сторону спальни.
— Спокойной ночи, Виктор.
— Спокойной ночи, Лидия.
Я остался один в тихом, чистом, пахнущем воском и вином холле. Огонь в камине почти погас. Я смотрел на тлеющие угли и думал о том, что этот дом, еще недавно бывший для меня почти что близким к тюрьме, постепенно становится чем-то другим. Настоящим домом.
Понедельник начался с серого неба. Оно нависало над Феодосией свинцовой крышкой, грозясь вот-вот пролиться холодным осенним дождем. Да, сентябрь наступил незаметно.
Мы ехали в тишине, нарушаемой лишь монотонным шелестом шин по мокрому асфальту. Девушки молчали. После вчерашнего сытного ужина они все еще находились в расслабленном состоянии, близком к умиротворению.
Прозекторская встретила нас стерильной чистотой и запахом хлорки. Ольга Воронцова уже была здесь. Она стояла у секционного стола в свежем медицинском костюме, ее короткие волосы были аккуратно убраны под шапочку.
Тело эльфа, накрытое простыней, уже лежало на столе.
— Доброе утро, — кивнула она мне, ее взгляд был ясным и прямым. — Готовы, коронер?
— Всегда готов, — ответил я,