обо мне.
После обеда я шла на урок английского для иностранцев. Наш учитель мистер Эдвардс был высокий, худой, даже тоньше папы, и очень веселый, настоящий хулиган. Он носил подтяжки (без них ни одни штаны не удержались бы на нем), а еще каждый день надевал новый галстук: то с буквами английского алфавита, то с Микки-Маусами, то с дольками арбуза.
Все дети в нашей группе приехали в Америку из разных уголков Земли – из России, Китая, Мексики, Израиля, – и никто из нас не говорил по-английски. Мистер Эдвардс уж точно не говорил на всех наших языках. Что же нам оставалось? Только играть и дурачиться.
Со стороны наши занятия, наверное, можно было принять за цирковое представление.
В начале каждого урока мы занимались зарядкой, почти как Дедушка: прыгали (jump), скакали на одной ноге (skip), танцевали (dance), катались по полу (roll on the floor).
Потом мистер Эдвардс садился рядом с нами на ковер и корчил рожи: улыбка от уха до уха (счастливый, happy), глаза, полные скорби, и надутая губа (грустный, sad), вжатая в плечи голова, прикрытая ладонями (испуганный, scared), высунутый язык и сведенные к переносице глаза (смешной, funny).
Когда мы изучали части тела, мистер Эдвардс поднимал вверх одну ногу (leg), щипал себя за нос (nose), а потом поглаживал свой живот (stomach), показывая нам, что он проголодался (hungry).
В конце урока мы закрепляли пройденный материал.
– Hello, Yue! Здравствуй, Ю, – говорила я девочке из Китая, у которой, как и у меня, были две косички, только черные. – I like your ears. They are happy. Мне нравятся твои уши. Они счастливые.
Ю пожимала плечами и улыбалась. А что еще прикажете делать человеку, которому приходится выслушивать такие глупости?
– Здравствуй, Энна, – говорил мне Йони из Израиля. – I like your feet. They are funny. Мне нравятся твои ноги. Они смешные.
– Thank you, Yoni. Yours too! – отвечала я. – Спасибо, Йони. И твои тоже.
– Wonderful! Замечательно! – восклицал мистер Эдвардс и щелкал подтяжками. – I am so happy. Let’s dance. Я так счастлив. Давайте танцевать.
Бабушка очень переживала за мое образование в Америке. Каждую неделю она звонила нам по видеосвязи.
– Анечка, расскажи, что вы сейчас проходите в школе? – вопрошала она с экрана компьютера. Дедушка при этом ютился на краю кадра.
– Части тела.
– Какие такие части тела?
– Ну… stomach – это живот, а butt – это попа, – объясняла я.
– О боже. – Бабушка хваталась за голову и раскачивалась из стороны в сторону, окончательно вытесняя Дедушку из кадра. – А еще чем занимаетесь?
– Танцуем.
– Ясно… А таблица умножения? Вы учите таблицу умножения?
– Нет, мы катаемся по полу.
По пятницам мистер Эдвардс раздавал нам большие листы твердой белой бумаги и просил нарисовать то, что мы выучили за прошедшую неделю. Эти картины я потом приносила домой, и мама развешивала их в гостиной – вместо тех, что были у нас в московской квартире, а теперь хранились на даче.
По бумаге скрипели карандаши и фломастеры – дети рисовали вазы с фруктами (apples, oranges, bananas – яблоки, апельсины, бананы), животных (dogs, cats, rabbits – собак, кошек, кроликов), транспорт (cars, trains, planes – машины, поезда, самолеты), человека (hands, legs, face – руки, ноги, лицо).
Я честно пыталась нарисовать все это. Но как только я начинала водить карандашом по бумаге, вместо кошек и яблок у меня выходили совсем другие картины и совсем другие слова: корзина с черникой на лесной полянке, кусты малины и крапивы под высоченными соснами, дама в фиолетовом купальнике на берегу озера, коровы, которые возвращались с пастбища домой.
Я тоже хотела как они – вернуться домой.
Глава 7. Пижамный день
Через пару недель после начала учебного года мама достала из моего рюкзака синюю папку. Эта была своего рода школьная почта. Каждую пятницу учительница складывала эти папки в детские рюкзаки. В папках находилось все, что она хотела передать родителям: задания, выполненные детьми за прошедшую неделю, их рисунки, сочинения, объявления, дневники. А в понедельник дети возвращали эти папки учительнице – уже с подписанными дневниками.
На прошлой неделе, например, мисс Джонсон вложила в пятничную папку белый лист бумаги, на котором было написано несколько слов на английском: «I go Central Park» – «Я идти Центральный парк».
Это написала я. Печатные буквы разных размеров скакали по строке, а под конец и вообще срывались вниз, как будто хотели убежать с листа. Страшно подумать, что сказала бы моя московская учительница Елена Геннадьевна, увидев такое. Но мисс Джонсон приклеила к листку небольшую желтую записочку, где похвалила меня за то, что я уже так хорошо пишу на английском, и сказала, что очень гордится мной.
– Так-так-так, – улыбнулась мама, предвкушая, что сейчас меня снова будут хвалить. Она присела на кровать, закинула ногу на ногу и открыла папку. – Сейчас посмотрим.
Мама читала и переводила мне. Самым первым в папке лежало объявление о том, что в октябре в нашей школе будет проходить осенняя благотворительная ярмарка. Родителей просят помочь продавать билеты и проводить конкурсы.
На следующей странице мисс Джонсон напоминала, что надо мазать детей солнцезащитным кремом, потому что большую перемену они проводят на улице, а погода еще стоит жаркая.
Дальше в папке лежал желтый лист бумаги с фотографией Джорджа Вашингтона, нашей классной черепахи, а под ней – форма согласия. Если семья хочет взять черепаху к себе на выходные, необходимо заполнить эту форму: в ней ученик и его родители обязывались ухаживать за питомцем, кормить его и содержать в безопасности. Мы с мамой с радостью расписались.
Последним в папке лежал розовый лист. На нем было напечатано что-то ярким веселым шрифтом, а подписано «Мисс Джонсон». Вот оно! Наверняка что-то хорошее про меня.
Я внимательно смотрела на мамино лицо, пытаясь по нему определить, что же такого приятного мисс Джонсон скажет обо мне на этот раз.
Но почему-то мама выглядела не радостной, а удивленной. Она принялась наматывать себе на палец кудри – так она делает всегда, когда ей нужно подумать.
– Как-то странно, – проговорила она наконец. – Очень странно.
К нам подошел папа.
– Что случилось, Саш?
– Посмотри сам. – Мама протянула папе розовый листок. – Может, я что-то не так поняла…
Папа осторожно взял лист.
– Ничего себе! – рассмеялся он. – В школу – в пижаме!
Мама стала расхаживать по комнате, а папа перевел мне содержимое послания: в следующую пятницу в нашей школе объявлялся пижамный день, когда
