участием.
– И такая умная, сразу видно! – сказала тетя.
Я вежливо улыбнулась, но про себя удивилась. Как, интересно, эта женщина могла знать, нежная я или нет, и уж тем более умная ли я. Ведь она видит меня в первый раз и слышала только, как я просила у мамы что-то вкусненькое. А на это много ума не требуется.
…И все-таки где же я ее встречала?
– Просто потрясающая девочка. – Женщина продолжала нахваливать меня, а ее муж молча кивал головой в знак согласия.
Мама упаковывала овощи в рюкзак и продолжала улыбаться, но уже довольно натянуто, потому что все это становилось немного странным. Мама застегнула рюкзак, взяла меня за руку, переглянулась с папой и собралась идти.
И тут – бабах.
– Только одного я не понимаю, – сказала тетя каким-то очень серьезным голосом.
Точно! Вспомнила! Это тетя Мотя!
Знаете, бывают такие с виду вроде бы милые женщины в берете и пальто. Сначала они приветливые, а потом ни с того ни с сего начинают воспитывать вас. Хотя вы и сами воспитанные и их об этом не просили. Я называю таких теть Тетямотями.
Мама нахмурилась, задвинула меня себе за спину, а сама шагнула вперед – на тетю Мотю.
Моя мама – самая нежная и ласковая в мире. Но если кто-то пытается обидеть меня или если маме только кажется, что кто-то даже подумывает о том, чтобы обидеть меня, мама бросается защищать меня еще более рьяно, чем Бабушка. В такие моменты важно, чтобы рядом с мамой был папа и не допускал обострения ситуации.
– И чего же вы не понимаете? – спросила мама ледяным тоном.
– Саша, все хорошо, не кипятись, – шепнул ей папа.
– Почему она у вас так хорошо говорит по-русски, – ответила тетя Мотя.
– А почему она должна плохо говорить по-русски? Это ее родной язык. Она говорит на нем всю жизнь. А английский она только учит.
– А-а-а-а-а, – сказала тетя Мотя с явным облегчением, словно детектив Эркюль Пуаро, который наконец разгадал тайну загадочного преступления. – Значит, вы приехали сюда совсем недавно. Тогда все понятно.
– И что же вам понятно? – не унималась мама. Ее кудрявые волосы вспушились сильнее обычного, а это было верным признаком надвигающегося скандала.
– Саш, успокойся. – Папа погладил маму по плечам. – Не надо так волноваться.
– Не хочу вас огорчать. – Тетя Мотя поправила на голове берет. – Но уже через несколько месяцев ваша девочка будет говорить по-английски не хуже американских сверстников.
– И что же в этом огорчительного?
– А то, что русский она начнет забывать. Помяните мое слово!
Сказав это, тетя Мотя решительно взяла за руку своего мужа, который за весь разговор не издал ни звука, и потянула его к прилавку с редиской.
А мама? Как вы думаете, что сделала мама?
Она побежала записывать меня в субботнюю русскую школу – чтобы я не забывала русский.
Удивительно, как в самом центре Нью-Йорка, в здании обычной американской школы, правда не моей, а другой, сумели создать островок России, как будто никто никуда не уезжал. За дверью шумел Нью-Йорк с его желтыми такси и небоскребами, а внутри все было как дома: прописи, падежи, окончания, «У лукоморья дуб зеленый» и подготовка к осеннему утреннику.
К учителям здесь все обращались по имени-отчеству, никаких мисс Наталья и мисс Светлана, и уж, конечно, никто не приходил в школу в пижаме и не катался по полу. Зато если у меня расплетались косички, что со мной случалось довольно часто, потому что я постоянно верчу головой в разные стороны, то учительница заплетала их мне заново – иногда даже лучше, чем это получалось у мамы, только вы ей не говорите.
Нас встретила директор школы Надежда Станиславовна, полная женщина со сверкающей брошью на большой груди. Я подумала, что ее длинное имя-отчество можно было сократить до миссис Н., как делают в американской школе, но предложить ей это не решилась.
Надежда Станиславовна очень обрадовалась нам с мамой.
– Замечательно! Ты будешь у нас звездой! Нам как раз нужен свежий ребенок.
– Что вы имеете в виду под словом «свежий»? – нахмурилась мама. – Остальные дети у вас что, прокисшие?
– Свежий – значит свежеприехавший, – со знанием дела ответила Надежда Станиславовна. – Значит, на переменах будет говорить по-русски, а за ней, может, и остальные подтянутся. А то вы себе не представляете, как мы бьемся с этими детьми! Твердим им, объясняем, что в русской школе разговаривать нужно по-русски. Но как только отвернемся, сразу слышим английскую речь.
– Ну, в таком случае Аня и правда очень свежая, – засмеялась мама. – Просто свежайшая.
Надежда Станиславовна вела нас по школьному коридору и вдруг резко остановилась.
– А кем же Аня будет у нас на осеннем утреннике? Концерт через неделю, все роли уже распределены.
– Ничего страшного, – сказала я. – Побуду зрителем.
– Да что ты, Анечка, как можно? – возмутилась директриса. – Мы обязательно придумаем для тебя дополнительную роль. Русская школа «Грамотей» гордится не только первоклассным педагогическим составом, но и сильной концертной программой!
Педагогический состав! Концертная программа! А я уже и забыла, что все это бывает на свете. Я невольно глянула в окно, чтобы убедиться, что там, на улице, по-прежнему был Нью-Йорк, потому что внутри все это уж слишком смахивало на Москву.
Надежда Станиславовна оказалась права: в русской школе я стала если не звездой, то уж точно знаменитостью. Дело в том, что большинство детей, которые ходили в эту школу, родились в Америке или приехали сюда уже давно и по-русски говорили не так хорошо, как я.
– Нина Дмитриевна, дети! У меня для вас сюрприз – новая ученица! – сказала Надежда Станиславовна, когда мы вошли в класс. А потом подошла к учительнице и заговорщически шепнула ей на ухо: – Свежая!
Затем Надежда Станиславовна представила меня классу:
– Знакомьтесь, дети, это Аня, она теперь будет учиться вместе с вами. Аня недавно приехала в Нью-Йорк из Москвы.
– Wow! – воскликнул мальчик с задней парты. – Прямо из Москвы?
– Только не wow, – покачала головой Нина Дмитриевна. – В русской школе мы говорим по-русски. И не разваливаемся на стуле. Гриша, держи спинку прямо.
– Анечка, – сказала Надежда Станиславовна. – Может, ты подскажешь нам, какими словами можно выразить удивление и восторг на языке Пушкина и Толстого? Как говорят твои сверстники в Москве?
Я стала перечислять и загибать пальцы:
– Можно сказать «Ну и ну!».
– Так, – довольно кивнула Надежда Станиславовна.
– Ух ты!
– Молодец.
– Надо же!
– Здорово. Еще?
Что же еще? Дайте подумать… А, вот! Я вспомнила, что обычно говорит Леша, когда сидит с гостями на веранде, попивает наливку,
