сила – русская: леший, русалки. Почти все эпитеты стихотворения постоянные: сырой бор, борзый конь, красная девица, лес дремучий, конь ретивый, светлый месяц. Иногда они подаются с инверсиями (конь ретивый, лес дремучий), что характерно для поэтики русского фольклора. Для него характерны и постоянные повторы. В речь героя вставляется и чисто фольклорное «гой еси».
С русским фольклором Кюхельбекер был хорошо знаком. Еще в Лицее он написал на немецком языке книгу «О древней российской словесности». По какой-то причине она не была опубликована, а рукопись до нас не дошла. Однако мы знаем о ней из предварявшей публикацию весьма положительной рецензии Дельвига в журнале «Российский музеум» (1815)87. Из этой рецензии мы узнаем, что Кюхельбекер анализировал народные песни и сближал их по мотивам и содержанию с балладами:
…переходит к народным песням, разделяет их на песни элегические, заключающие в себе одни излияния чувств, и на песни балладические, рассказывающие чью-нибудь историю88.
Таким образом, Кюхельбекер, вступая в спор с Жуковским, проделывал то же, что и Катенин своей «Ольгой»: нейтральным, лишенным национальной окраски стихам «Людмилы» Жуковского он противопоставлял «русскую» балладу.
Но силы были слишком неравны. Гениальному тексту Жуковского, в отличие от Катенина, противостояло произведение очень слабое. Сюжет получился невыразительным. Почему «добрый молодец» просит коня не нести его в лес? Он что, не сам этим конем управляет? Кто видит нечисть в лесу, молодец или девица (читатель, видимо, должен помогать себе содержанием Гётевой баллады)? У Гёте Лесной царь забрал младенца, а почему умерла девица?89 Испугалась? Баллада получилась беспомощной, и поэтому, вероятно, умный автор и не опубликовал ее.
Для нас же этот неудачный опыт очень интересен. Хорошо известно, что в начале 1820-х годов Кюхельбекер окончательно и твердо перешел на позиции архаистов. Друзья увещали его. Дельвиг писал в 1823 году: «Грибоедов соблазнил тебя, на его душе грех. Напиши ему и Шихматову проклятие; но прежними стихами, а не новыми. Плюнь, и дунь…»90 Пушкин с Туманским возмущались: «Какой злой дух, в виде Грибоедова, удаляет тебя в одно время и от наслаждений истинной поэзии и от первоначальных друзей твоих»91.
Увещания оказались тщетными. В конце 1824 года Кюхельбекер написал полемическую статью с несколько вычурным названием: «Минувшего 1824 года военные, ученые и политические достопримечательные события в области литературной словесности». В ней он по месяцам описывал события литературной жизни России. Написанная перед самым восстанием, статья осталась неопубликованной. В ней автор утверждал:
Кюхельбекер предается славянофилам <…>. Германо-россы и русские французы прекращают свои междуусобия, чтобы объединиться им противу славян, равно имеющих своих классиков и романтиков! Шишков и Шихматов могут быть причислены к первым; Катенин, Грибоедов, Шаховской и Кюхельбекер – ко вторым92.
Ранняя литературная позиция Кюхельбекера была достаточно сложной и эклектичной. Баллада «Лес» представляет существенный интерес для понимания творческой эволюции Кюхельбекера. Она показывает, как сразу после Лицея, восхищаясь Жуковским и Батюшковым, он в острой литературной борьбе решительно занял сторону Катенина и Грибоедова, с которым в ту пору едва был знаком. Таким образом, мы видим, что Кюхельбекер еще до явного перехода «в дружину славян» был подготовлен к этому «переходу» уже в 1818 году (если наша датировка справедлива).
С другой стороны, слабое стихотворение Кюхельбекера добавляет лишний штрих в борьбу архаистов и новаторов. Оказывается, что нашумевшему эпизоду литературной схватки между двумя крупными, значимыми фигурами литературной жизни, Катениным и Жуковским, типологически точно, на тех же эстетических и историко-культурных позициях соответствовало такое же состязание одного из ведущих деятелей литературной жизни России начала позапрошлого века и только выходящего на литературную арену талантливого, темпераментного Вильгельма Кюхельбекера.
Этот оставшийся незамеченным эпизод (может быть, ближайшее окружение обоих поэтов знало о нем) еще раз подчеркивает значение и резонанс нашумевшей полемики Катенина с Жуковским, Грибоедова с Гнедичем.
Истории «минуты роковые»
Федор Тютчев и Николай Глазков
Живут в русской поэзии два замечательных четверостишия. Каждый помнит знаменитые строки:
Счастлив <блажен>, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
(Ф. И. Тютчев, 1829)
Помнят и другие строки, написанные более столетия спустя и наверняка в полемике с гениальными стихами Тютчева:
Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый – век необычайный.
Чем эпоха интересней для историка,
Тем для современника печальней.
(Николай Глазков, 1945)
Сначала поговорим о первом четверостишии. Оно из стихотворения «Цицерон»:
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал – и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!.. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величьи видел ты
Закат звезды ее кровавый!..
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
Давно известно, что в первой строфе Тютчев перефразирует слова Цицерона из трактата «Брут, или О знаменитых ораторах»:
…мне горько, что на дорогу жизни вышел я слишком поздно и что ночь республики наступила прежде, чем успел я завершить свой путь; и утешением моим остаются, Брут, только твои ласковые письма, в которых ты ободрял меня надеждою, что дела мои говорят сами за себя, даже когда я молчу, и что они будут жить, даже когда я умру; они-то и будут свидетельством моих забот об отечестве перед лицом спасенной республики, если она устоит, если же нет, то перед лицом ее гибели93.
Таким образом, на самом деле Цицерон не произносил этих горестных слов на Римском форуме. Он написал их в уединении своей вилы в 46 году до н. э., когда, по словам Плутарха,
видя, что демократическое правление сменилось единовластием … удалился от общественных дел и свой досуг отдавал молодым людям, желавшим изучать философию… Главным занятием его было теперь сочинение и перевод философских диалогов94.
Вскоре (в 43 году) он был убит по приказу Антония, сразу после убийства Цезаря (44 год). Для нас неважно, произнес эти слова Цицерон с высокой трибуны или записал их в