которые полицейские из предосторожности не хотели оставлять на месте преступления. По фотографиям детей в документах Дина сразу все поняла. Она же хорошо знала семью.
Но вернемся в Париж. Иосиф, у которого есть два дня в запасе отставания от детей, естественно, ничего не знает ни об аресте Дины, ни о судьбе детей и Жаклин. Он берет самое ценное, что у него есть, а именно свою коллекцию картин и фотографию Мана Рея и отвозит этот пакет вам, Виктор, в антикварный магазин, который ему посоветовали. Только он коллекцию не продает, а, скорее, платит вам деньги за хранение. Вы составляете с ним договор, обходя вопрос получения денег. Фраза «Продавец имеет право получить деньги в размере… в любое время по своему усмотрению или забрать работы (согласно представленным фотографиям) себе обратно». Когда я попросил вас передать мне договор купли-продажи, вы нехотя мне его показали. Я был совершенно обескуражен. Дело в том, что коллекцию оставлял вам не Иосиф Гольденберг, а некто Клод Делоне! Все на какое-то время покрылось мглой. Я позвонил Дине и спросил ее про Клода Делоне, попутавшего мне все карты. Сначала она ничем не смогла мне помочь, и я подумал, что мое расследование зашло в тупик. Однако через короткое время Дина вспомнила, как звали детей в фальшивых документах. Они значились в паспортах как раз как Делоне. Кто-то из друзей Гольденбергов, работавших в префектуре, сделал всей семье бумаги на одну фамилию, что вполне естественно. Просто Верни не знала, что Иосиф стал Клодом. Это и сбило ее вначале.
После освобождения Парижа Дина попыталась разыскать Иосифа и его жену или хотя бы понять, что с ними стало.
Выяснилось, что сразу после исчезновения детей и няни из Парижа некто написал немецким властям донос на исчезающую семью, в которой еще евреи не хотят носить на груди пришитые желтые звезды. Их арестовали в день отъезда. В дальнейшем Дина узнала, что оба погибли менее чем через год в Освенциме. Всю эту историю она мне и рассказала, за исключением того, что ей было неизвестно до знакомства со мной. А именно – что стало с коллекцией Иосифа. И знаете почему? Расскажу.
Расследование, проведенное после войны, показало, что квартиру Гольденбергов обчистили до нитки прямо в день ареста. Подозрение и о доносе, и об ограблении падало на консьержа. Но доказательств не было.
Теперь к вам, Виктор, и к вам, Виолетта. Я был уверен, что все работы Иосифа-Клода находятся у вас. В противном случае для чего вы передали мне папку и попросили навести кое-какие справки? И тут возникли два вопроса. Первый. Где картины? В галерее я их не видел, а смотрел я везде и пристально. Значит, вы должны их где-то прятать. Когда вы попросили меня налить бензин в ваш «Ситроен» и заодно его помыть, я обнаружил много доказательств ваших поездок в Женеву. Картины должны были быть там. Тогда, присмотревшись, я увидел, что на антресоли недавно появился пакет в коричневой бумаге, перевязанный старой бечевкой. Интуитивно я понимал, что это те самые картины. Отсюда следует вопрос номер два. Если все так, то зачем вы привезли картины из вашего швейцарского хранилища в Париж? Только для того, чтобы кому-нибудь отдать или показать. Или что-то понять. Надо было быть совсем тупым, чтобы не обратить внимание на людей, время от времени появлявшихся в магазине. Именно им и был передан схожий пакет. На мысль о том, что вы брали деньги за хранение вещей, что абсолютно нормально, натолкнула меня пачка купюр, которую вам передали все те же господа в обмен за пакет. Для продажи этого было мало. А как плата за хранение? Вполне возможно. И еще, кто-то в похожей ситуации вам сказал: «Девочка теперь ваша». После этого на стене появилась прелестная картина художника Харламова. Это был аналогичный расчет за услуги, по каким-то причинам не приобретший финансовую форму.
Следовательно, понять, что во время оккупации вы брали антиквариат на хранение у евреев, да и у других людей, не желавших жить под немцами, было несложно. Непонятно было другое. И это был для меня основной вопрос. На какой след, на какое решение загадки я должен был вывести вас моим расследованием. Вы сами наверняка пытались разыскать Клода Делоне. Безрезультатно. По адресу, указанному в договоре, Клод Делоне никогда не проживал. Спустя очень короткое время я уже знал намного больше, чем вы. Мне было достаточно проверить в старой телефонной книге адрес Гольденбергов и сравнить его с адресом в договоре между вами и Клодом Делоне. Это были идентичные данные. Тупиковая ситуация с этим Делоне должна была вас озадачить, и вы стали нервничать. В магазине это здорово чувствовалось. Вы чего-то боялись и поэтому выпустили в город меня, привезли картины из Швейцарии и начали о чем-то ломать голову. Так и возникла мысль, что я, ничего не зная и не понимая, могу вывести вас на след владельцев или хотя бы их наследников.
Хорошая идея пустить меня втемную искать нужную вам информацию. Правда, у меня была еще одна версия, для чего я вам понадобился: вам хотелось на какое-то время затуманить кому-то мозги и отвести от себя самих удар. Если захотите, расскажете правду. Если нет, мне все равно. Все карты неожиданно мне опять спутала моя следующая находка. Дело в том, что в вашей машине я нашел ордена. Это были награды за серьезные боевые заслуги. И, простите, вы, Виктор, на эту роль никак не подходили. Поначалу я решил, что вы надеваете на пиджак фрачники, чтобы спокойно пересекать границу. На всякий случай я сделал запрос на ваше имя – это же официальная информация. Вдруг я ошибся и ордена все-таки ваши. Все вместе: ваша манера торговать, друзья бандиты, ордена, не имеющие к вам никакого отношения, и эта странная история с коллекцией картин – убеждало меня, что я имею дело с аферистами. В этот момент, сам того не ведая, в происходящее вмешался мой дядя.
– Ты шутишь? – с ухмылкой произнес родственник, потом встал, налил всем по рюмке кальвадоса и сел обратно. Виолетта, сохраняя молчаливую, немного презрительную гримасу, откинулась на подушки; Виктор тоже был немногословен. Пахомов потер больную ногу, поблагодарил дядю за согревающий напиток и, ничего не комментируя, приготовился слушать. Создавалось такое впечатление, что речь шла вообще не о них, а о каких-то неизвестных людишках.
– Я продолжу? Болтая о том о сем, ты рассказал мне, что многие молодые и, надо сказать, отчаянные ребята провели свои
