защитников. На сколько мы в итоге застрянем под Инкоу, пока остальные части будут прорываться к Порт-Артуру, решая исход войны?
И что самое обидное: если Линевич не справится, все мои прошлые успехи будут зря. Если же доведет дело до конца, то опять же наша роль будет казаться сущей мелочью, и мое возможное влияние на подготовку страны к новой большой войне будет сведено к нулю. Твою мать! Я врезал кулаком по столу. И это когда мои корейские части могли бы так помочь при штурме своих родных городов? Когда именно 2-й Сибирский показал, что умеет прорывать японские укрепления? Нас просто отбрасывают в сторону…
— Я не смог отказать великому князю, его просьба была вполне разумна, — Линевич, было видно, не привык извиняться и сейчас наступал на горло всем своим привычкам.
— Я понимаю.
— И я тоже понимаю вашу обиду, в свою очередь хочу сказать… Если вы возьмете Инкоу, если сможете обеспечить невозможность появления там японского флота, то… Я не буду никого слушать и только поддержу появление вашего корпуса на Квантунском полуострове.
Хорошая задача… Обеспечить невозможность высадки противника — без флота! Обида пыталась затопить меня изнутри, но я сумел взять себя в руки. С другой стороны, задача — да, непростая, но в то же время вполне конкретная. Сложная, тяжелая, но… Разве невыполнимая? Стоило мне побороть обиду, стоило сосредоточиться не на несправедливости, а на том, что реально можно было сделать, и в голове тут же стали прорисовываться детали плана.
Захватить город, уничтожить отряд миноносцев и целый броненосный крейсер, которые сейчас прикрывают восток Ляодуна — почему бы и нет. Просто нам нужно будет хорошенько подготовиться.
* * *
Всю следующую неделю мы приводили себя в порядок. Иногда отвлекались на новости от нашего мобильного отряда, но в целом почти все силы уходили на восстановление боеспособности. На одни рельсы, которыми мы застелили все свои позиции и которые теперь нужно было собрать, уходило огромное количество людей. Их ведь не только развинчивали, но еще проверяли и отсортировали. Часть на выброс, часть на калибровку и выравнивание, часть сразу в запасы наших уже почти официальных железнодорожных частей. То же самое со шпалами, которые мы использовали на мягких участках, или балками для блиндажей.
Конечно, можно было все бросить, понадеявшись на интендантов, новые поставки и могучий русский авось, но это не наш путь. Поэтому мы снова копали, разгребали завалы… А уж что творилось в госпиталях! Я запретил лечить японцев в ущерб нашим раненым. Перевозка в тыл, обработка ран, выделение мест — все это разрешалось делать только когда были закончены все работы по своим. Отдельное возмущение вызвал мой запрет на работу сверхурочно. Слащев с Вреденом приходили, пробовали скандалить, но ничего не добились и в итоге, кажется, решили перейти к тяжелой артиллерии.
Я заметил, как ко мне быстрым размашистым шагом шла княжна Гагарина.
— Я думал, вас отправят раньше, — первым заговорил я сам, сбивая девушку с толку.
— Что? — та действительно смутилась. — Вы шутите?
— Ничуть. Действительно думал, что наши светила медицины, зная о нашей дружбе, отправят вас раньше.
— Думаете, мы друзья? — девушка еще больше растерялась.
— Конечно, — кивнул я. — У меня их не так много, но вы точно входите в их число. А это значит, что как минимум мы можем говорить прямо, не пытаясь запутать друг друга красивыми словами.
— Тогда зачем вы меня смущали? — тут же подобралась княжна.
— Я не только смущал, — я невольно улыбнулся. — Еще хотел, чтобы вы на самом деле ответили. Так почему вы не пришли раньше?
— Была занята ранеными, времени не было совсем.
— Собственно, вот и ответ на все вопросы, что вы могли мне задать. Я не разрешаю нашим работать с японцами, потому что у них тогда не будет хватать времени на своих.
На самом деле все было не так печально. Полевые фельдшеры, закончив с выносом наших раненых, смогли взять за первичную обработку ран японцев. Хирурги тоже скоро начали освобождаться, так что процесс шел, и я был уверен, что не меньше двух третей оставленных нам на попечение солдат в черно-красных мундирах мы удержим на этом свете. Но русские доктора не были бы собой, если бы не хотели большего.
— Я знаю многих наших, кто был бы готов задерживаться на несколько часов, чтобы спасти больше жизней. Но вы даже это запретили! Почему?
— Вы сильно уставали в эти дни? — ответил я вопросом на вопрос.
— Конечно.
— Допускали ошибки с недосыпа?
Княжна покраснела.
— Вы хотите сказать, что мои доктора, перерабатывая с японцами, могли бы ошибаться потом? С нашими солдатами?
— Не обязательно даже ошибаться. Не выспавшись, доктор к кому-то не подойдет, когда будет нужно. Не перепроверит симптомы, как сделал бы в любой другой день. Спасать жизни важно, но японцы сами выбрали стать нашими врагами. Скажу честно, если бы у меня был выбор, спасти одного своего солдата или тысячу чужих, я бы даже не думал.
— Это жестоко.
— Это честно по отношению к тем, с кем я сражался плечом к плечу. И пусть я не могу повлиять на госпитали в других отрядах, но у нас… Все будет именно так.
— Я… понимаю, — неожиданно согласилась со мной княжна.
Слащеву и Вредену я рассказывал примерно то же самое, но эти двое словно фанатики уперлись в спасение жизней любой ценой и ничего не хотели слушать. И почему-то я был очень рад, что Татьяна оказалась совсем не такой. Настроение скакнуло на пару градусов вверх, и даже недавнее приглашение от полковника Пикара на важный разговор больше не вызывало у меня раздражения. Хотят французы поговорить в неформальной обстановке, ну и поговорим. Почему бы и нет.
Большое спасибо за поддержку и подписку в первый день! Продолжение завтра!
П. с. 1000 лайков! Мы это сделали!
Глава 6
Алексей Алексеевич Огинский думал, что еще долго не придет в себя после поступка брата — надо же, хотел скрутить его! Вот только большое сражение, за время которого поручик почти не спал, носясь туда-сюда по заданиям Макарова, как-то быстро прочистило ему голову. Он не то чтобы простил Владимира, скорее оценил его решимость добиваться своего любой ценой. Ему самому этой фамильной черты характера иногда так не хватало.
Вот как под конец
