и не в таких передрягах выживали! А с Мишеком он еще поговорит! По-своему! Будет знать, бледная моль, как пытаться убить его, Панчика, людей! А не поймет, так кое-кому тогда придется уяснить на своей шкуре, что настоящего солдата никакие писульки, никакой страх не остановит, когда он решит идти до конца.
Панчик принял решение, и на душе сразу стало легко и просто. Правда, только до того момента, как японцы навалились. Следующие десять минут их утюжили, даже самодельными гранатами из бамбука закидывали. И ведь тоже та еще зараза! Убить такой сложно, но вот занозы, если словишь, всегда гноиться начинают. Зацепит желудок — и прощай!
— Никому голову не поднимать! — новый крик, и Панчик не сумел сдержать улыбку.
Это соседние пятерки среагировали на изменение обстановки и окружили собравшихся вокруг них японцев. Рухнув на землю и придерживая руками каску, он слушал, как гремят взрывы гранат. Пара минут, и все было кончено. Полезшие на них, словно на приманку, японцы подставились и закономерно получили по шапке. Теперь вся северная окраина деревни Ютбатай была за ними.
— Вперед! Вперед! Вперед! — Панчик вскочил на ноги, подзывая свою пятерку и задавая новое направление.
Другие тоже потянулись вперед, когда позади раздался резкий басовитый удар тяжелой батареи, а потом по всей линии фронта вверх полетели подсвеченные зелеными искрами сигнальные ракеты. Зеленый — значит, надо останавливать наступление и срочно окапываться. До этого им только один раз показывали, как выглядят такие сигналы, уж больно сложно было их делать. И раз генерал решил, что пришло время их тратить, значит, точно грядет что-то серьезное.
— Подвалы! — Панчик быстро повернулся к тому, из которого его недавно чуть не подстрелили.
Платяной шкаф полетел в сторону. Панчик подтянул несколько выбитых из стены глиняных блоков, окружая спуск небольшим редутом. Один ярус, второй — вроде бы достаточно. В уши ударил странный непривычный свист, словно кто-то бросил на раскаленную сковородку клубок гадюк и оставил их развлекаться. Рядом заканчивали свои укрепления Чарный и Кунаев, а в небе… Панчик задрал голову и увидел, как в сторону Ютбатая летит несколько сотен дымных следов. Слишком медленно для нормального пушечного залпа и слишком быстро для чего-то другого.
— Вниз! — успел крикнуть Панчик, а потом деревню заполнило пламя.
Странные снаряды походили на гранаты на палках, которые враг закинул к ним, словно решив подать пример, что такое на самом деле не экономить на железе и порохе. Вся южная половина деревни Ютбатай превратилась в сплошной костер, у них на севере было чуть спокойнее, но даже тут, даже в подвале немного да припекало. Панчик, поддавшись какому-то озарению, решился высунуться наружу только через полчаса, и вовремя. В еще не опавших до конца языках пламени вперед пробирались цепочки солдат в черных мундирах с красными штанами. Обычно японцы хорошо выделялись на фоне Маньчжурии, но сейчас… Их фигуры словно сливались с пламенем на земле и чадящей тьмой в воздухе.
Тряхнув головой, Панчик избавился от наваждения и навел винтовку на ближайшего солдата. Страшно немного одному идти против сотен врагов, но поляк знал, что на самом деле он совсем не один. Выстрел, выстрел… Японцы бросились врассыпную и попытались залечь, и тут в них ударили уже с других сторон. Его пятерка, кто-то из соседей… Панчик не сразу понял, что начал хрипло хохотать, посылая вперед пулю за пулей. Заранее сложенный бруствер очень помогал: особенно когда он бросил в сторону подобравшихся поближе врагов последнюю гранату. Ему было где укрыться, а им нет.
Смех Панчика стал громче, и в этот момент он заметил, как Чарный перебежал из своего начавшегося заваливаться дома в соседний и неожиданно навел винтовку не на врагов, а на Кунаева. Кричать? Если его уже раз ослушались — бесполезно!
— Опусти! — Панчик все равно попытался, и Чарный даже замедлился. На мгновение поднял голову, но потом только мотнул своей тупой башкой, сгорбился и снова прижался к винтовке.
— Как же я вас ненавижу! — заорал в этот момент Панчик и поднял свою.
Два выстрела прозвучали почти одновременно. Пуля Чарного из-за дрогнувшей винтовки улетела куда-то в сторону, а сам черноглазый пошатнулся, посмотрел на Панчика с какой-то детской обидой и рухнул на землю, заливая все вокруг кровью. Побеленная стена фанзы какого-то маньчжурского торговца и красная кровь — совсем как польский флаг. Вот только какой в нем смысл так далеко от дома?
Панчик замер, словно на какое-то время выпав из этого мира. Он не заметил, как японцы не решились идти дальше и откатились назад. Не видел, как Кунаев с остальными членами его пятерки нашел его и положил на носилки, чтобы вытащить в тыл. Не видел, как к нему пытался прорваться и что-то сказать бледный Мишек… Лишь под утро, уже оказавшись в госпитале для легкораненых, он начал приходить в себя. Открыл глаза, вдохнул полной грудью, а потом осознал, что к его носу прижат мягкий женский платок, пропитанный странной вонючей жидкостью.
— А теперь нам надо поговорить, — голос звучал вкрадчиво, но вот рука, прижавшая Панчика к кровати, была совсем не слабой.
* * *
Хожу из стороны в сторону, словно хищник в клетке. Только вместо прутьев у меня законы мироздания, которые не позволяют человеку находиться сразу в нескольких местах. А так хотелось бы самому оказаться на передовой, все увидеть, все сделать, но увы, остается только ждать… Все началось с сообщения Корнилова, который обратил внимание на странную активность японцев. И только я хотел похвалить полковника, что тот начал вести себя по-взрослому, как всплыли остальные детали.
Да, Лавр Георгиевич не полез сразу к черту в пекло. Он сообщил все мне, он проработал маршруты для каждой из групп, отправленных на передовую, он даже под свою ответственность выдал каждой по катушке провода для срочной связи — очень разумно. Но вот потом он не отказал себе в старой привычке рисковать жизнью и тоже полез в тыл к японцам. Причем на самом опасном участке, почти без прикрытия, и только чудом, когда половину его отряда положили, сам Корнилов сумел пробиться назад.
И ведь не накажешь его, что самое обидное. Именно Лавр Георгиевич в итоге и смог добыть ту самую информацию о контрударе японцев. Я при этом тоже что-то чувствовал, но не мог понять что. Смущало, что Куроки совершенно не подтягивал артиллерию на направление нового удара, но, как оказалось, он смог найти ей временную замену. Несколько тысяч
