ракет Конгрива! Старье, которое, конечно, не идет ни в какое сравнение с ракетами моего времени. Старье, которое придумали еще во времена Наполеона! Старье, которое наклепали в огромном количестве под Крымскую кампанию, но которое проиграло конкуренцию нарезным пушкам и осталось гнить на складах даже не в метрополии, а в самых далеких колониях.
И вот через полвека англичане — или кто их сюда притащил — нашли им применение. Предложили японцам за относительно накрученную цену, и те не отказались. Восстановили деревянные части, заменили взрывчатку и не пожалели сразу всех запасов для одного массированного удара. Если бы не Корнилов, если бы мы пропустили его, то потери могли быть страшными, а так… Мы вовремя получили информацию, мы вовремя остановились и успели окопаться, пережидая самые опасные мгновения первого удара. Как же у меня тогда билось сердце, когда я видел, как тысячи разрывов заполняют собой километры пространства, но в итоге…
Мы успели! Да, потеряли атакующий порыв, да, были вынуждены остановиться, но потери были не такие и большие. Около тысячи человек, из которых большая часть легкие раненые, кто уже скоро снова сможет вернуться в строй.
— Ваше превосходительство, может, пока не будем спешить с новыми атаками? — Лосьев и остальные под впечатлением от японской удали стали осторожнее, чем обычно.
— Вряд ли у них будут ракеты для еще одного такого удара, — я покачал головой. — Нет! Нас попытались отбросить, мы выстояли, так что теперь наша очередь бить.
— Будем обходить Ютбатай? — предложил Борецкий, вернувшийся в штаб с передовой. — Если действовать быстро, то мы сможем отрезать от остальных пару батальонов, а то и целый полк, что пытался идти там вперед.
— А если более дерзко? — я обвел взглядом свой штаб. — Подумайте… Сколько японцы пустили вперед солдат после огневой подготовки?
— От двух полков до дивизии.
— Было бы этого достаточно, чтобы изменить ход боя?
— Нет, но они могли не знать всех наших сил, — задумался Лосьев. — Однако более вероятным будет… Да! Они хотели нас отбросить перед отступлением.
— Я тоже так думаю, — кивнул я. — И тогда нам нужно не обходы устраивать, а…
— Бить в лоб! — рубанул рукой Борецкий. — Пробьем их заслон и ударим по только что оставленным позициям.
— Прямо по центру? — Лосьев еще сомневался. — Если это ловушка, то… В принципе, мы всегда сможем остановиться. А если нет, то просто рассечем весь фланг на две части. И тогда не полк, не дивизия, а целая армия может оказаться в полной нашей власти!
Вот и решили! Мои штабисты засели за карты, продумывая точные маршруты движения для каждого отряда, я же отошел к телеграфу. Нужно было передать сообщения отрядам Бильдерлинга и Зарубаева, чтобы те нас поддержали. Желательно кавалерией! Если Самсонов и Мищенко обойдут японцев с правого фланга, то все это может обернуться даже не частичным, а полным разгромом.
Десять минут ушло на подготовку сообщений, еще час на перегруппировку и подвоз снарядов для ударного отряда, а потом… Мы снова пошли вперед. Шереметев лично повел штурмовые части точно между гвардией Хасэгавы, пытающейся удержать нас у деревни Ютбатай, и 12-й дивизией Иноуэ. Два часа яростной мясорубки, в которой мы лишились всех мобильных мортирных батарей и пулеметов, показали дно запасы гранат, но Степан Сергеевич прорвался. А потом в эту брешь ударили переведенные с левого фланга те самые четыре тысячи конной пехоты, что я все это время держал в резерве.
— Это невероятно… — шептал Борецкий, глядя как конная лавина без всякого противодействия проходит прямо по бывшему центру японских позиций.
Отряд за отрядом достигали каждый своей намеченной точки, спешивались и начинали окапываться. Еще час, и японцам придется умыться кровью, чтобы сдвинуть нас с места. Два, и мы просто никуда их не выпустим! Невольно вспомнился один из приказов Второй Мировой, когда немецкое командование запретило своим офицерам игнорировать прорывы русской армии, какими бы незначительными они ни казались. А то небольшой плацдарм за ночь могли окопать так, что даже при поддержке тяжелой техники с ним было совсем не просто справиться.
Умение защищать было у нас в крови, и я тоже собирался использовать его по полной. Вот только геройствовать, даже когда кажется, что надежды нет, умели и наши враги… Выходя во фланг отступающему Куроки и отрезая вырвавшуюся вперед 12-ю дивизию Иноуэ, я, конечно, помнил, что мы окажемся еще и рядом с 4-й армией Нодзу… Хотя какая это армия? Всего две дивизии и одна резервная бригада, 72 легких орудия и 6 эскадронов кавалерии — на фоне армий Оку или Куроки они смотрелись несерьезно. К тому же они еще и новички, которые до этого не участвовали ни в одном серьезном сражении. Когда мы вышли еще и к их мягкому подбрюшью, последнее, чего я ждал, это встречной атаки. Но японцы выбрали именно ее!
Без укреплений, без поддержки артиллерии, без опытных командиров они просто не понимали, в какую бойню себя загоняют, и именно поэтому даже не думали останавливаться. А у нас-то тоже именно сейчас рядом с местом прорыва еще не было пушек. Да, солдаты были опытнее, мы лучше стреляли, лучше двигались, лучше выбирали позиции и не стеснялись поддерживать себя гранатами, но… Японцев было много, они умирали, но шли вперед. Рота за ротой, полк за полком, и эта самоубийственная атака смогла сдержать нас не хуже, чем пара тысяч ракет…
— Солнце село уже давно. Еще полчаса, и будет совсем ничего не видно, надо отходить, — Лосьев стоял рядом со мной, сжимая кулаки.
И он был прав: мы перебили очень много японцев, не знаю, осталось ли вообще хоть что-то от 4-й армии, но… Даже разрозненными отрядами те зубами цеплялись за каждую сопку, и мы ничего не могли с этим поделать. Я мог сохранить за собой поле боя и рискнуть потерять в темноте свою армию или отступить и сохранить ее.
— Отходим, — приказал я, и все, что осталось от нашего ударного кулака, начало откатываться на подготовленные в тылу позиции. — Свежие части вперед и… Мне нужны цифры потерь. Наши и японцев.
Поле боя за рекой Сяошахэ погружалось в темноту, и только завтра мы сможем узнать, чем же все на самом деле закончилось.
Глава 5
Хикару Иноуэ с подозрением смотрел на стоящего перед ним китайца. Можно ли верить
