Николь. Возможно, сказал даже, что она француженка.
Он решил никуда не ходить, а дождаться первого задания. Если оно ему не понравится — не соглашаться. Это он мог, Квасов так и говорил. Возможность отказаться успокаивала, с Николь тоже ничего пока не происходило, и Сан Саныч замер, боясь спугнуть наступившее равновесие. Он снова начал писать Николь, ничего ей не рассказывая.
В конце января Белов улетел в Красноярск. Получил от Николь сразу несколько писем, читал их в самолете. Она писала, что работы много, что была у врача, он сказал, все в порядке. С Горчаковым видится редко, но вообще ей не скучно, она давно не жила в таком окружении новых людей. Никто ее не обижает, на днях в очередной раз отметилась в комендатуре — все нормально.
В Красноярске было большое совещание, а потом общее застолье в честь юбилея пароходства. Белов очень любил такие собрания, это было флотское братство, а в этот раз его еще и выделили. Макаров так и сказал перед всем залом: теперь твое имя, капитан Белов, навсегда вписано в историю Енисея. Ты пошел на серьезный риск и сделал большую работу. Такое во флоте не забывается. Река Турухан теперь судоходна! Весь зал встал, все хлопали и весело оглядывались на красного как рак капитана Белова.
Посидел за рюмкой со своими. Были Фролыч, Егор и Грач. Сан Саныч рассчитывал, что Грача не позовут по возрасту, но тот приехал, обнимался, когда встретились, слезу старческую пустил: не знаю, Сан Саныч, осилю еще одну навигацию с вами, нет ли? Сан Саныч не мог ему в глаза смотреть. Если бы он сам не был «Черновым», он мог бы просто поговорить со стариком, спросить: что же ты, Иван Семеныч? Я к тебе, как к бате, а ты такое на меня? А теперь не мог. И с другими было то же. Ему нервно казалось, что все знают, что он теперь сексот — секретный сотрудник. На общем собрании его знакомили с кем-то, он уже хорошо выпил, протянул руку и брякнул: «Сан Саныч. Чернов». Все рассмеялись его шутке, а Сан Саныча с ног до головы пробил ужас. Он не понял, как это сказал.
Потом были обычные заботы по ремонту, запчастям, вечерами ходил на курсы повышения квалификации, но лучше не становилось. Иногда просыпался среди ночи с ясной мыслью, что он подлец для всех. Пытался себя успокоить, что он еще ничего не сделал и никогда не сделает, не помогало — он подавал людям руку, отводя глаза. Единственным его желанием было вернуться в Игарку и отказаться от той черной бумажки. Чего бы это ни стоило. Фролыч как-то на перекуре, они стояли вдвоем, спросил:
— Что с тобой, Саня?
— А что? — резко вскинулся Белов.
— Какой-то ты... как будто больной... Не триппер?
— Да нет... какой триппер, ты чего?! — нахмурился недовольно.
— Я так, для примеру. За ребенка, может, переживаешь?
— За ребенка? Нет. Его еще нет...
— Да я понимаю. Со своей-то развелся?
Сан Саныч нахмурился и покачал головой. У него был такой «триппер», от которого проще было залезть в петлю, чем в нем признаться.
В конце января его отправили на курсы в Новосибирск. И там, вдали от знакомых, загруженный учебой, Сан Саныч не забывал своего страшного поступка. Даже Николь почувствовала, что с ним что-то происходит. Спрашивала в письмах. Прислала свою фотокарточку с большим животом. Лицо тоже было изменившееся, Сан Саныч долго на нее смотрел, потом потрогал губами липкий глянец фотографии. Не надо было никакой учебы, никакого буксира, надо было от всего отказаться и лететь к ней. Чтобы просто быть рядом.
Он понимал это очень ясно и чувствовал, что не осмелится на такое никогда. Внутри вставали жесткие запреты, через которые он не смел переступить. Он не имел права на личное счастье в ущерб общему делу. Так он был воспитан.
В Игарку вернулся в конце марта. На следующий день пошел в отдел госбезопасности. Квасов был в отпуске на юге.
— Вы по какому вопросу, товарищ? — спросил младший лейтенант, сидевший в соседнем кабинете.
— По личному, к старшему лейтенанту...
41
Стройки 501 и 503, как две гигантские змеи, все дальше и дальше уползали в тайгу, навстречу друг другу. 501-я с Северного Урала на восток, 503-я на запад от Енисея. Шпалы, рельсы, песок и гравий, заключенные и вольные люди — пищи было вдоволь и змеи росли, делались толще и сильнее, выгрызали тайгу, заваливали болота и преодолевали реки. Им не страшны были ни влажный таежный зной и черные тучи гнуса, ни снега и морозы. Гиганты набрали скорость, накопили запасы и начали жить своей жизнью. Казалось, их ничто уже не остановит.
В конце марта 1951 года состоялось большое совещание у Сталина. В повестке значилось строительство Великой Заполярной Магистрали. Подчеркивая масштаб работ, собрали руководителей всех значимых подразделений. Докладчики — генералы и офицеры МГБ и МВД — зачитывали по бумажкам, что работы идут опережающими темпами по всей 1400-километровой линии будущей трассы. Корчуется лес, возводятся насыпи, строятся временные и постоянные мосты и укладываются рельсы. Через реку Обь второй год действует семнадцатикилометровая ледовая переправа, по которой открыто рабочее движение и уже идут железнодорожные составы со стройматериалами и людьми. Рабочее движение для целей строительства открыто на многих других участках.
Особо отмечалось, что с годовым опережением графика была построена постоянная линия связи от Игарки до Салехарда, что позволило уже теперь, в начале 1951 года, обеспечить бесперебойную телеграфную и телефонную связь любой точки трассы с Москвой. Докладчик предложил сейчас же сделать такой звонок в Игарку или Ермаково, но Сталин не отреагировал.
— На Игарско-Ермаковском отрезке, — докладывал невысокий коренастый подполковник, — уложено более шестидесяти километров железнодорожных путей. Начато освоение следующего участка главного пути длиной сто двенадцать километров. Полным ходом идет строительство двадцати бетонных и восемнадцати деревянных постоянных мостов...
— Хоть один мост построили? — спросил секретарь ЦК ВКП (б), перебив докладчика. Спросил негромко, но все его услышали. Зал замер.
— Так точно, — чуть растерялся подполковник, — через... Барабаниху!
— Большой?
— Пятьдесят один метр, на бетонных опорах, с металлическими перекрытиями и деревянным настилом! — отчеканил докладчик.
— А что со строительством глубоководного морского порта в Игарке? — Сталин устал слушать доклады. Он встал и неторопливо пошел в сторону подполковника.
— Игарский морской порт — стратегически важный... государственный
