Мирабо остановился и улыбнулся.
— Да, действительно, я мог бы это сделать, хотя именно об этом случае я собирался умолчать.
— Почему, граф? — спросил доктор.
— Да сами посудите! Выйдя из донжона Венсенского замка, где он провел полтора года, Мирабо, который был вдвое старше блудного сына, но так и не заметил, чтобы кто-нибудь собирался заколоть упитанного тельца для празднования его возвращения, решил потребовать причитающуюся ему по закону часть наследства. Были две причины, по которым Мирабо мог быть плохо принят в родительском доме: во-первых, он вышел из Венсенского замка вопреки воле маркиза; во-вторых, он пришел в родной дом за деньгами. Вот почему маркиз, завершавший в это время отделку какого-то филантропического сочинения, при виде сына вскочил, а в ответ на первые слова, с какими сын успел к нему обратиться, схватился за трость и бросился на него, едва заслышав слово «деньги». Граф знал своего отца, но надеялся, что тридцатисемилетний возраст избавит его от угрожавшего ему наказания. Граф вынужден был признать свою ошибку, почувствовав, как удары посыпались ему на плечи.
— Как?! Удары палкой? — переспросил Жильбер.
— Да, настоящие, отличные удары, не такие, как в Комеди Франсез в пьесах Мольера, а самые что ни на есть натуральные, какими можно размозжить голову или перебить руку.
— Что же сделал граф де Мирабо? — спросил Жильбер.
— Черт побери! То же, что сделал Гораций в своем первом бою, — он обратился в бегство. К несчастью, в отличие от Горация, у него не было щита; ибо, вместо того чтобы его бросить, как поступил певец Лидии, он воспользовался бы им, чтобы отразить удары. Итак, не имея щита, он перескочил через эти вот четыре ступеньки так же, как только что сделал я… ну, может быть, еще проворнее. Однако, он сейчас же остановился и, обернувшись, замахнулся своей палкой: «Стойте, сударь! — крикнул он отцу. — Четыре ступени — предел родства!» Это был не очень удачный каламбур, однако он остановил филантропа скорее, чем самый мудрый довод. «Ах, как жаль, что бальи умер! Я в письме к нему повторил бы эту остроту». Мирабо, — продолжал рассказчик, — был слишком хорошим стратегом, чтобы не воспользоваться представившимся для отступления случаем. Он спустился по лестнице почти столь же стремительно, как в начале пути, и, к своему великому огорчению, с тех пор домой не возвращался. Большой мошенник этот граф де Мирабо! Верно, доктор?
— О сударь! — подходя к Мирабо, воскликнул молодой человек, умоляюще сложив руки и будто прося у гостя прощение за то, что не разделяет его мнения. — Скажите лучше, что это великий человек!
Мирабо посмотрел на юношу в упор.
— A-а! Так существуют, стало быть, люди, думающие о Мирабо по-другому?
— Сударь! — отвечал молодой человек. — Рискуя вызвать ваше неудовольствие, осмелюсь утверждать, что я первый из их числа.
— О! Не стоит говорить такие слова в полный голос в этом доме, молодой человек, иначе стены обрушатся вам на голову! — засмеялся Мирабо.
Почтительно попрощавшись со стариком и галантно поклонившись девицам, он пошел через сад, приветливо помахав рукой Картушу; пес ответил ему глухим ворчанием, в котором остаток протеста смешивался с покорностью.
Жильбер последовал за Мирабо. Граф приказал кучеру ехать в город к церкви.
Однако едва они доехали до угла первой улицы, он приказал остановиться и достал из кармана визитную карточку.
— Тейш! — позвал он слугу. — Передайте от меня эту карточку молодому человеку, который иного мнения о господине де Мирабо, нежели я.
Потом он со вздохом прибавил:
— Ах, доктор! Вот этот единственный человек, который еще не читал «Великую измену господина де Мирабо»!
Тейш вернулся.
За ним следом шел молодой человек.
— О господин граф! — в неподдельном восхищении воскликнул он. — Могу ли я просить вас о милости, которой вы удостоили Картуша: поцеловать вашу руку?
Мирабо раскрыл объятия и прижал молодого человека к груди.
— Господин граф! — продолжал тот. — Меня зовут Морне. Если вам когда-нибудь понадобится моя жизнь, вспомните обо мне!
На глаза Мирабо навернулись слезы.
— Доктор! — воскликнул он. — Вот кто идет нам на смену. Клянусь честью, они лучше нас!
II
ЖЕНЩИНА, ПОХОЖАЯ НА КОРОЛЕВУ
Экипаж остановился у аржантёйской церкви.
— Я ошибся, когда говорил вам, что не был в Аржантёе с тех пор, как отец меня выгнал из дому палкой; я был здесь в день его похорон и провожал его тело в эту церковь.
С этими словами Мирабо вышел из кареты, снял шляпу и с обнаженной головой медленно и торжественно вошел в церковь.
В этом необыкновенном человеке было столько противоречивых чувств! Время от времени он робко тянулся к религии, и это в ту эпоху, когда все были философами, а некоторые доходили в увлечении философией до полного отрицания Бога.
Жильбер следовал за ним на некотором расстоянии. Он видел, как Мирабо прошел через всю церковь и вблизи алтаря Божьей Матери прислонился к массивной колонне; на ее романской капители была выбита дата, относящаяся к XII веку.
Мирабо преклонил голову, его взгляд остановился на черной плите, образовывавшей центр придела.
Доктор пытался угадать, о чем думает Мирабо; проследив глазами за его взглядом, он увидел следующую надпись:
Здесь покоится
ФРАНСУАЗА ДЕ КАСТЕЛЛАН, МАРКИЗА ДЕ МИРАБО,
образец смирения и добродетели,
счастливая супруга, счастливая мать.
Родилась в Дофине в 1685 году,
скончалась в Париже в 1769 году.
Похоронена в церкви святого Сульпиция,
затем перевезена сюда,
где покоится в той же могиле
ее достойный сын,
ВИКТОР ДЕ РИКЕТИ, МАРКИЗ ДЕ МИРАБО,
прозванный Другом людей.
Родился в Пертюи, в Провансе,
4 октября 1715 года,
скончался в Аржантёе
11 июля 1789 года.
Молите господа за упокой их душ.
Власть смерти над человеческими умами столь велика, что доктор Жильбер на мгновение склонил голову и попытался вспомнить какую-нибудь молитву, чтобы последовать призыву, с которым обращалось к каждому христианину надгробие, бывшее у него перед глазами.
